Шрифт:
— Дети тропы держат свои клятвы. Если помнишь, за все времена мы не нарушали слова.
Человек помедлил, вздохнул тяжело.
— Ладно... Ладно! Вот моя рука. Я согласен на новый уговор.
Глава 5. Потешники
Прежде чем человеку стало лучше, Двуликий пускался в путь ещё трижды. Когда он в четвёртый раз показался у подножия холма, двое вышли из хижины и отправились в дорогу вместе с ним.
Человек жмурился, прикрывая глаза ладонью. Он ещё не окреп, но жар ушёл, и кашель почти оставил его.
— Ну, может, я ещё и не опоздаю за наградой, — довольно сказал он. — Если только не решили, что ждать меня не стоит, и не предложили работу кому другому...
— Что за работа?
Шогол-Ву уже пытался вызнать, но спутник не делился.
— Тебе-то что? — сказал он и в этот раз. — Твоё дело довести меня. Я вот думал, мимо Большого Корня, но, может, лучше и обойти. До Лесовин оттуда рукой подать, слухи ходят быстро, а у меня свои причины не мелькать в тех краях. Да и у тебя.
У храма ненадолго задержались. Шогол-Ву отдал Трёхрукому заячью шкуру и попросил об удаче в пути.
Нептица всё порывалась выхватить и растрепать мех, но её отогнали. Она фыркнула было, но тут же и вытянулась струной, учуяв добычу в стороне от дороги. Скакнула с треском через кусты, хлопнув крыльями. Подбросила добычу, проглотила — не удалось даже разглядеть, кто попался.
— Эх, хорошо-то как! — сказал человек, запрокинув лицо.
Он раскинул руки, будто обнимал всё вокруг, и широко улыбнулся.
— Через Каменный Мост, вот что я скажу. Купальни, потом выпивка...
— В большой город? Мне нельзя.
— Как раз потому, что большой, мы туда и пойдём. Это в маленьком поселении каждый на виду, обсмотрят со всех сторон и замучают расспросами. А в городе до тебя и дела никому нет. Все бегут, спешат, даже в лицо не поглядят. Ну, замажем рожу твою, конечно.
Человек призадумался.
— Скажем, бродячие музыканты со Сьёрлига. Мне бы стренгу достать... Так, значит, я музыкант, а ты? Умеешь играть?
Шогол-Ву покачал головой.
— А зверя не надумал прирезать?
— Мы не тронем зверя.
Человек задумался, глядя под ноги. Почесал обросшую щёку.
— Значит, шуты-потешники. С нами ручной зверь по имени Тварь. Я пою, а если достану инструмент, то ещё играю. Рожи намажем глиной, чтобы веселить народ. Заодно и пятна твои спрячем.
— Люди догадаются.
— Да им и в голову не придёт, что кто-то из вашего племени сунулся в город. Это ж каким надо быть дурным!.. Или хитрым. Ты хитрый, друг мой Шогол-Ву. Людские песни знаешь? Нет? А плясать умеешь?
— Я не буду плясать.
— А почему нет? Ещё и заработаем. Вот постой, гляди: прыгаешь... Да посмотри же на меня!
Шогол-Ву не остановился и не обернулся.
— Ой, ладно, раз нежный такой, будешь отвечать за зверя. Эй, Тварь, иди сюда!
Нептица шла впереди. Она то замирала, прислушиваясь к шорохам в кустарнике у дороги, то, резвясь, скакала по грязи. Слов человека она будто и не услышала.
— Тварь — плохое имя, — сказал Шогол-Ву.
— Для этой — в самый раз. Давай, подзови её и заставь слушаться. Если она и в городе будет творить, что ей в башку взбредёт, догадываешься, чем кончится?
Запятнанный не ответил.
— Ну, давай. Да ты слышишь меня? Пока не видит никто, обучи её хоть чему-то. Эй! Ты оглох?
Шогол-Ву, сдвинув брови, что-то прошептал себе под нос.
— И дал же Трёхрукий спутника! — с досадой воскликнул человек. — Да каменный болван и то чаще бы мне отвечал.
— Как дают имена зверям?
— Надо же, ожил. Да очень просто: сказал, Тварь, значит, Тварь.
— А боги, костры?
— Это что тебе, человек? Да богам плевать.
Шогол-Ву засвистел, подзывая нептицу. Та обернулась, подбежала с готовностью, ткнулась клювом в грудь, прося ласки.
— Двуликий, — сказал Шогол-Ву, поднимая взгляд к небу. — Пятикрылый. Вы отвечаете за эту живую душу, и вы сейчас здесь. Беру вас в свидетели.
Нептица тоже вскинула голову, щёлкнула клювом. Огляделась, пытаясь понять, что заметил Шогол-Ву там, вверху.
— Нарекаю её Хвитт.
— Тьфу.
Шогол-Ву почесал нептицу под клювом и хлопнул по спине, призывая идти дальше. Какое-то время она шла по правую руку от него, потом заманчивые шорохи опять увели её в сторону от дороги.
А дорога, разбитая, полузаросшая, на границе неба и земли вливалась уже в широкую, новую. Текла мимо поселений и городков Приозерья до самого Приречья.