Шрифт:
Она поглядела в темноту.
— Он шёл в стороне от дороги. Обогнул тех, на пути, чтобы не попасться им на глаза. Но не мог скрыться от меня, а я дала клятву убить каждого, кто мне встретится. Стрела ударила его в спину, и он упал.
Тут Ашша-Ри опять умолкла.
— Упал и стал мертвецом? — уточнил Шогол-Ву.
— Уже был мертвецом, — хмурясь, ответила его собеседница. — Не остался лежать. Пошевелился. Обернулся, увидел меня и побежал прочь. Тёмный, задушенный. Глаза тусклые. Вторая стрела не остановила его, и третья не остановила. Я забыла о тебе, обо всём. Шла за ним, пытаясь понять. Не услышала людей, пока не стало поздно.
— Я не видел мертвеца в лагере.
— Его разрубили и закопали. Положили камень сверху. Я могу показать, где, но теперь он неживой.
Шогол-Ву промолчал, раздумывая.
— Я презираю тебя, порченый, — сказала Ашша-Ри. — Ты заслужил смерть, но всё же тебя я пока не трону. Наверное, боги оставили нас. Что-то случилось, пока мы сидели в долине. Человек не говорил? Мне не к кому с этим прийти, кроме тебя.
— Человек не говорил.
— Так спросим! Пусть говорит, что знает. Те, у лагеря, уже не скажут. Если боги сердиты только на людей, может, пришло время детям тропы вернуть свои земли. Косматый хребет, где спят те, что были до нас. Приречье, обещанное Свартином — он клялся на крови. Спросим!
Шогол-Ву покачал головой.
— Человек болен, — сказал он. — Плохой кашель, жар. Если выживет, спрошу.
— Почему не теперь? Пусти, я спрошу его. И пусть умрёт, а ты ещё можешь вернуться к племени. Я промолчу о твоей слабости, если пойдёшь со мной.
Шогол-Ву задумался.
— Я спрошу сам. Но потом уйду с человеком. Я дал слово, мы смешали кровь.
— Слово! Свартин Большая Рука дал нам право нарушать любые клятвы. Мы больше ничего не должны ничтожествам, знающим матерей. Зачем ты смешивал кровь?
— Взамен я получил то, что нужно мне. Идём. Спросим, и ты уйдёшь.
Нептица кинулась к открывшейся двери, но тут же отскочила. Забилась в угол у печи, зашипела, защёлкала клювом.
— Краденая добыча, — сказала Ашша-Ри. — Зачем она тебе? Ты её не ешь. Тогда зачем?
— Я думаю, зверя послал Двуликий. Он хотел, чтобы мы шли вместе.
Ашша-Ри поглядела пристально, сощурив тёмные глаза.
— Трёхрукий отнял у тебя разум. Обделил с рождения, а теперь забрал и остаток.
Человек завозился под шкурами, провёл рукой по лицу.
— Проклятые видения, — пробормотал он. — Ох, боги, раз уж я помираю, почему бы не показать мне напоследок купальню с голыми бабами? Почему не тот трактир... как его, в Лесовинах... нет, у Большого Корня. Пойло рекой...
Голос его сошёл на хрип, и человек закашлялся.
— Так нет... Синерожие... Эй, дикая баба, ты хоть спляши. А эти пятна у вас по всему телу? Я б поглядел...
Ашша-Ри дёрнулась. Шогол-Ву перехватил её руку, метнувшуюся к ножнам.
— Нет, — сказал он. — Спросим, но не убьём. Я говорил, он болен.
Дочь детей тропы повиновалась нехотя, стиснув зубы.
— Убить хотят ещё, — прошептал человек. — Почему она не танцует?.. Попаду к ушам богов, всё выскажу...
Шогол-Ву склонился над ним, тронул за плечо.
— Ты знаешь про мертвецов? Расскажи, почему мёртвые ходят по дорогам.
— Мёртвые... по дорогам? А, я ж потому с тобой и связался. Увидят, чего доброго... кха... прикончат...
Человек закашлялся слабо и умолк.
— Когда это началось? — спросила Ашша-Ри. — Почему мертвецы не лежат в земле, как должны?
— Когда?..
Человек уставился на неё мутным взглядом.
— С поры жёлтых листьев, пожалуй... Или с первого снега? Нет, с листьев... Всё та девка виновата, кто ж знал, что она дала обещание в ночь Всех Богов... Костры ещё чернели на берегу, а она уже к другому на колени влезла...
— Женщина оскорбила богов? Из-за неё это случилось?
— Из-за неё, девки гулящей... Все вы такие. А дикие бабы — особенно...
Ашша-Ри выхватила нож с рычанием. Шогол-Ву успел, сжал её запястье. Медленно, медленно отвёл в сторону. Руки дрожали, клинок плясал.
— Зачем ты его защищаешь, порченый? Он уже почти мёртв! Докончим то, что начали боги, и уйдём!
— Я говорил. Ты уйдёшь одна, я уйду с человеком.
— К Заставе, — донеслось с лежанки. — К Свартину... Одна ночь, и новая жизнь...
Ашша-Ри прислушалась, перестала бороться. Рука с ножом опустилась.
— К Свартину... — задумчиво сказала она. — Может, ты не так и глуп, порченый. Раз так, иди своей тропой.
Она ещё постояла недолго, пряча нож, кивнула и вышла.
Шогол-Ву подошёл к печи, погладил нептицу по встопорщенным перьям. Позаботился, чтобы огонь, почти угасший, разгорелся снова. Поглядел на человека.