Я легко подпрыгнула, сменив ногу, и ни на секунду не потеряла равновесие. Налетел ветер, бросив мне в лицо сотни капель, но я лишь заставила его основной поток разделиться на два и облететь меня по сторонам, а не сбросить мою балансирующую фигуру вниз.

Я простояла так почти три часа, а когда удивленный Фредерик пошел меня искать, то обнаружил, что я стою с закрытыми глазами, застыв без движения, словно странная статуя на шпиле или недвижный флюгер. Он так и не смог перекричать грозу, поэтому ему пришлось высунуться из окна, махнуть рукой и прекратить дождь.

Я, конечно же, слышала и видела его, но не посчитала нужным реагировать, пока действовали такие хорошие поводы игнорировать декана. Неожиданная тишина резко вернула меня к действительности, словно разбудив после долгого сна. Все вокруг покачнулось, а затекшее тело совершенно не слушалось. Я качнулась один раз, другой, замахав руками, но все же потеряла равновесие и стала крениться вбок.

Внизу виднелась черепица башни, мокрая и скользкая. И слишком уж твердая. На какую-то секунду мне показалось, что я устою на узком шпиле.

Но все-таки я сорвалась, полетела вниз, коротко вскрикнув. А самое плохое, что я летела не в сторону черепицы, а мимо, в темную пустоту. В зияющий провал между высокими зданиями. Непроглядная тьма безлунной ночи, свистящий в ушах воздух, пронесшаяся мимо черепица крыши башни, ряд окон — все происходило удивительно медленно. Я даже успела подумать, что полет на большой высоте без посоха — это уже третья ступень воздуха, и я так и не научусь это делать.

Когда до мощеных плит оставалось всего несколько метров, я почувствовала, как что-то очень сильно ударило меня по ребрам. Оказалось, что меня перехватил декан Фредерик. Я ощутила еще несколько болезненных толчков, когда учитель со мной в одной руке и посохом в другой гасил энергию падения.

Меня попытались поставить на ноги, но те подкосились. Декан не без труда, но что удивительно — совершенно молча, отнес меня в лазарет, где и оставил, загадочно кивнув на прощание.

Я проснулась на утро в освещенном ярким солнцем зале, где на койках кроме меня лежал всего один ученик. День был в разгаре, занятия — тоже. Почему меня никто не разбудил? Не заставил идти на тренировку? Что опять, черт возьми, не так?

Я вздохнула и немного успокоилась. Если бы что-то было действительно плохо — у моей кровати уже сидел бы Натаниэль, медленно и ласково распиная мою душу. Я немного привстала на койке и огляделась. На другой постели сидел парень, что-то жевал и увлеченно читал книжку. В какой-то момент он даже пронес вилку мимо рта, уронив еду на поднос. Это заставило его отвлечься от чтения и скорчить уморительную гримасу, собирая разбегающиеся бобы. Паренек увидел меня и помахал рукой, улыбнувшись во все тридцать два белоснежных зуба.

Он казался мне знакомым, но откуда — я понять не могла. Какой-то он слишком маленький, в академию таких не брали.

— Привет, — паренек снова помахал рукой и опять-таки чересчур счастливо улыбнулся. — Не узнала? Спасибо, что ты и твои друзья меня тогда спасли.

Я открыла от удивления рот. Тот самый несчастный ребенок из руин! Я совсем забыла и о нем, и о той экспедиции, разрываясь между магией воды, убийственными зельями и чертовыми кустами. Я встала с постели, не почувствовав ни боли, ни усталости, и подошла ближе.

Ребенок, хоть был небольшого роста, все же не показался мне не таким уж маленьким, как в первую встречу. За этот месяц его откормили и почти полностью вылечили. Голова паренька была обрита наголо, отчего стали видны шрамы.

— Шинмер, — представился он и протянул руку. Я назвала свое имя и пожала его лапу.

— Скажи, а тебе сколько лет? — спросила я с сомнением. Тогда, в руинах, он показался мне восьмилетним. А вот теперь я уже и не знала, что думать.

— Мне пятнадцать, — смутившись, произнес он, потирая свой лысый затылок. — Я просто маленького роста и мало ел последние годы. Так что не особо вырос.

Я удивленно хмыкнула.

— Ничего, в Академии откормят, не переживай!

Паренек рассмеялся. Мы еще некоторое время поговорили. Он рассказал о том, как его поймали в городе, где он подрабатывал в кузне, и обвинили в кровных связях с лиохами. И бросили в темницу, в пыточные камеры, пытаясь выудить всю информацию. А беда была в том, что мать Шина действительно оказалась прямым потомком непокорного народа, спасенным в раннем детстве и спрятанным в городе. Шин это знал, поэтому сильно испугался, попав в подземелья. Не за себя, конечно, а за мать. А палачи словно почувствовав его страх, стали выпытывать, кто он и откуда.

— Ко мне даже сам правитель приходил, — помрачнел паренек. — Тогда я и узнал о пророчестве. Мне даже смешно стало, честно! Меня убьют, как мифического Избранного, а на самом деле я просто не выдавал свою мать! И это — единственная информация, что я утаивал. А потом…

— Диора! — раздался у двери голос Фредерика. Я вздрогнула от неожиданности и глянула на своего декана, но тот не казался разозленным, скорее задумчивым. Он требовательно взмахнул рукой.

— Пошли.

Я как была, босиком и в белой хламиде, так и поплелась за учителем по холодному камню, махнув Шину на прощание рукой. Паренек улыбнулся в ответ и продолжил читать книгу. Мы прошлись по гулким коридорам, свернули в сторону жилых комнат. Мимо пробегали ученики с поручениями, степенно шествовали учителя и их помощники.