Провозившись до поздней ночи, в попытке разгрести этот ужас, устало рухнула на порванный матрас и уснула.

Утром, когда проснулась, привела себя в порядок, и поспешила в Академию. Говорить Эсбену о случившемся не собиралась. Я и так боялась, узнай он правду о моей магии. А если еще про погром и шкатулку расскажу, то вызову ненужные вопросы. Я не хотела еще больше его волновать, хотя и сама была в отчаянии.

Эсбен

— Войдите, — рявкнул я, когда в мой кабинет посмели постучаться. Ненавижу, когда кто-то нарушает мое спокойствие! Никто, кроме…

— Ректор Асульфор, — раздался знакомый, надменный голос. — Как же удачно, что я вас застала.

— Авелия, — холодно бросил я, с раздражением глядя на девку. — Все вопросы через деканат.

— А это не вопрос, — загадочно произнесла она и, не дожидаясь приглашения, плюхнулась в кресло. — Я пришла кое-что рассказать. Вы еще спасибо мне скажете.

Я непонимающе помотал головой. Ненавижу, когда ходят вокруг да около, вместо того чтобы говорить прямо.

— Почему ты думаешь, что это меня заинтересует? — сухо отрезал я, проверяя расписание синеглазки в планшете.

— Потому что это касается вашей игрушки, Тиры.

Услышав имя, я тут же отбросил планшет. Если эта дрянь снова заикнется о враге, отчислю! Даже не посмотрю на то, что ее отец лучший друг короля. Моего отца.

— А вы знаете, что Тира — Фульгрийка? Наш заклятый враг.

— Еще слово, — прошипел я, — и можешь собирать вещи!

— Но это правда! Спросите профессора Варгельсена, он подтвердит! — Эта дрянь не успокаивалась, еще и Альмода втянула в свою ложь. — Я видела ее магию, ее молнии!

Я вскочил со стула. Это уже переходило все границы!

— Пошла вон, — рявкнул я. — Отчислена!

— Но, ректор… — голос девки дрогнул. — Я не вру. Позовите профессора!

— Пошла. Вон.

— Я говорю правду!

Что-то здесь было не так. Авелия не выглядела так, словно врет.

Вызвал Альмода.

Когда он вошел в кабинет, я попросил Авелию повторить то, что она мне рассказала.

Впервые я увидел в глазах друга испуг. Альмод принялся молча ходить по кабинету, будто подбирая слова.

— Правда или нет? — сухо спросил я, чувствуя, как во мне закипает ярость.

— Правда, — наконец ответил он слова, которые я боялся услышать, и принялся рассказывать.

«Правда», — прошептал я себе под нос, не веря своим ушам. Фульгрийка? В моей Академии? И я ее не узнал? Я в немом бешенстве снова вскочил со стула. Я был ослеплен красотой, очарован ею. И никогда бы не подумал, что она могла бы быть врагом.

Тира

Сидя на семинаре по боевой стратегии, я совсем не слушала преподавателя. Мои мысли были заняты погромом в доме и попыткой понять, зачем им потребовалась шкатулка.

Да кем же была моя мать…

Не замечая, как аудитория погрузилась в тишину, я вдруг ощутила на себе десятки взглядов. Холодных, пронизывающих, как ледяной дождь.

— Тира Фрагари, — прогрохотал профессор Усмух, словно гром, — вас срочно вызывают в кабинет ректора.

Спустя мгновение, как будто проснувшись от кошмарного сна, я кое-как собрала свои вещи и вышла из аудитории. Зачем Эсбену понадобилось выдергивать меня из семинара? Может, соскучился? Ха! Как смешно.

Наши встречи, за исключением зимней ярмарки, всегда приводили к одному. И сейчас я чувствовала, что ничего не изменилось.

Неуверенно постучав в дверь и услышав приглашение войти, я увидела довольную Авелию, опечаленного Альмода и разъяренного Эсбена.

Ой, ей. Плохо дело.

— Вызывали? — тихо спросила я, оставаясь на пороге.

— Тира, зайди и закрой дверь. — Сдержанно произнес ректор, хотя глаза его полыхали от ярости.

Я послушалась.

— А теперь, — Эсбен рыкнул, — покажи свою магию.

— Но, у меня нет магии, — испуганно ответила я, чувствуя, как чудовищная энергия ректора давит на меня, словно гигантский пресс.

— Магия, — зарычал Эбсен, его голос был похож на раскаты грома. — Тира!

— Он знает, — неожиданно произнес Альмод, его голос звучал ледяным тоном. — Лучше не сопротивляйся, иначе будет хуже.

Я смотрела на Эсбена, и не узнавала его. Вместо него в кресле сидел зверь, жаждущий моей крови.

— Магия, — снова повторил он, уже спокойнее.

Я вздохнула. Выбора не было. Эсбен уже все знал, лгать больше не имело смысла.