Шрифт:
— Я долго расчесывал их, — мальчик насупился, но не остановил, когда я взъерошила светлые волосы. — Вы единственная, кто так делает.
— Неужели? — поняв, что я дразню его, он надулся еще сильнее. Глядя на эту трогательную мордашку, я рассмеялась. — Это привилегия старшей сестры.
— Лиа так не делает.
— А ты скажи, что можно, и она будет так делать чаще меня.
Мальчик покачал головой и смиренно ждал, пока я не оставлю волосы в покое. Покончив с созданием беспорядка, я обратила внимание на пирожное.
— Что там за травы? — я поднесла пирожное, вдыхая запах. — Пахнет обычно.
— На кухне сказали, что это листья авидии, — Микель смутился, явно не зная, как должна выглядеть авидия. — Ваш чай готовят с ее соком, так что и листья должны быть полезны.
Значит, он не уверен до конца. Не хотелось бы отравиться, но и расстраивать героя не стоит. Решив, что ничего непоправимого не случится, я отделила небольшую часть и съела, пробуя на вкус. Листья, судя по ощущениям, были такими же безвкусными, как и сок. Зато пирожное было насыщенным и приятным. Я улыбнулась, коротко похлопав по маленькой ладони.
— Благодарю, Микель. Очень вкусно, — в моей ситуации травы не помогут, но можно есть вкусные пирожные. — Принесешь мне такое же в другой раз?
Он закивал, довольный моей просьбой. Взъерошенные волосы закачались в такт, и теперь Микель походил на одуванчик. Жаль, что в этом мире не изобрели камеры.
Пока я ела, одуванчик крутил головой, рассматривая комнату. Для ребенка здесь было мало интересного, но что есть.
— Если хочешь, посмотри поближе.
— Правда можно? — хоть он и спросил, но все равно поднялся на ноги. — Я ничего не сломаю, обещаю!
Я кивнула, наблюдая, как Микель планомерно обходит комнату, рассматривая все — от пола до потолка. Эта комната была просторнее, чем его собственная, но выглядела более пустой. Ничто не могло сказать о характере или увлечениях владельца — общий вид и шкаф с туалетным столиком показывали, что здесь живет девушка, но на этом все. Не было памятных вещей, детских игрушек, отличительных черт. Даже в моем очередном шкафу всегда стояла коробка с нужными вещами, здесь не было и этого. Потому Меланта продолжала оставаться для меня загадкой. Не думаю, что Микель разглядит то, что не смогла я.
— Вы оставили рисунок.
Я посмотрела в сторону кровати. Микель, сжав руки за спиной, рассматривал свое творение, что венчало стену. Он повернулся ко мне, и я отметила дрожащие плечи.
— Я думал, вы выбросили это.
— Что? Почему бы я это сделала? — закончив с угощением, я поставила тарелку на стол. — Я ведь говорила, что повешу у себя.
— Да. Вы говорили.
Больше он ничего не сказал и отвернулся, продолжая рассматривать рисунок. Может, мне показалось, но он стал гораздо лучше контролировать свое поведение. Теперь я даже предположить не могла, для чего он завел этот странный разговор.
— Микель, тебе нравится учиться? — голубые глаза обратились в мою сторону. — У тебя все хорошо?
— Мне нравится. У меня не все получается, но я буду стараться больше.
— А рисование?
Он задумался и покачал головой, раскачиваясь на месте.
— Свободное время остается рано утром и поздно вечером. Я давно не рисовал, — он вздохнул по-детски обреченно. Но решимость на его лице никуда не делась. — Но я не жалуюсь. Я много узнал, когда начал учиться, и ничего очень сложного пока нет.
Он продолжил идти, осматривая комнату, пока я разглядывала потолок. Если я права, то его способность к обучению действительно нечто большее. Прошло достаточно времени с начала учебы, а Логан так и не передумал. Преподаватели не стали бы скрывать промахи и непременно донесли бы герцогу, и ни возраст, ни количество материала не были бы оправданием.
Микель прыгнул рядом, резво укладывая голову мне на плечо. Я приобняла его, терпеливо снося непрекращающееся ерзанье.
— А что за мальчик был тут несколько дней?
— Какой мальчик?
— Ну, он выглядит взрослым, — послышалось сомнение, — но, не знаю. Он такой странный. Будто вырос только снаружи.
Я замерла, догадавшись, о ком он говорит. Мой беловолосый беглец. Мне он тоже показался невероятно наивным и поспешным для своего возраста, но я списала это на то, что все взросление он провел в рабстве. Такое не способствует планомерному развитию и пониманию мира. В романе он был другим — более… ожесточенным, сдержанным. Впрочем, волновало меня не это.