— Уверен, что готов подождать? — спросил я.

— Теперь — хоть вечность! — улыбнулся Нозоми. — Кенджи, послушай. Ты избавил меня от того, кто мне всю жизнь кровь пил. И я не боюсь, что завтра кто-то из его бандитов вновь придет сюда. Ты все сделал так, как я даже мечтать не мог. Теперь настала пора мне тебя благодарить. Соглашение я подписал, вот, — он протянул мне бумагу. — Говори, что нужно сделать — и я это сделаю. Теперь ты тут начальник. Я лишь повар.

— Ну и временно хотя бы обязанности директора возьми, если не сложно? — спросил я.

Нозоми рассмеялся.

— Как скажешь!

Я поблагодарил Нозоми, попрощался с ним и направился в гостиницу. Нужно было собирать вещи для возвращения назад. Как можно скорее. Пока не стало поздно.

В свой шестидесятилетний день рождения она увидела своего сына по телевизору.

Это случилось внезапно и неожиданно. В гости она никого не звала — не любила шумные веселья. Просто заказала в кафе небольшой сет, дождалась доставки, расплатилась. В большой квартире, оставленной по наследству от отца, работавшего дипломатом при министерстве, ей было уютно, хоть порой и одиноко. Она прошла на кухню, отнесла еду. Накрыла стол на одного человека. И вдруг замерла. Прислушалась. Тишина в доме была такой густой, звенящей, что ей захотелось наполнить ее хоть какими-то звуками. Это было с ней впервые.

— Да что же это с тобой, Кацуми? — обратилась она к себе, как делала в трудные моменты. — Стареешь?

И усмехнулась.

Потом отыскала взглядом пульт и включила телевизор. Пусть работает хотя бы он и что-то болтает, неважно что. Ведь нельзя же говорить самой, кособенно огда ешь.

Экран загорелся, показывая какую-то передачу. Заполошный ведущий что-то тараторил про научные достижения. Кацуми в это время достала тарелку из шкафа, направилась к столу. Да так и застыла с тарелкой в руках посреди комнаты.

По телевизору показывали ее сына.

— Кенджи! — выдохнула она.

Это был он, без всякого сомнения. Повзрослевший мальчик, ставший вдруг мужчиной. Он! Ее сын.

Она не сразу поняла что происходит. На мгновение даже показалось, что это просто какое-то видение, или обман зрения. Просто похожий парень. Она подошла ближе, впитывая каждый кадр, каждый звук. Нет, не ошибка. Это и в самом деле был Кенджи.

Он говорил что-то про искусственный интеллект, про его развитие и про кулинарию. И Кицуми удивило это еще больше. Он никогда не проявлял любви к готовке. Да и вообще ни к чему не проявлял интереса. Он рос типичным хикикомори, редко вылезая из свой комнаты.

Пока однажды не произошла ссора.

Кацуми почувствовала, как к горлу подкатил ком, а на глазах навернулись слезы. Она помнила тот день, очень хорошо помнила. Он с утра не задался. То кофе, слабость к которому она питала еще с обучения в Лондоне, сбежал из турки. То треснула любимая кружка. То рассыпался сахар. Все мелкие неприятности по отдельности сущий пустяк, не стоящий внимания. Но когда они собираются в единую цепочку, как звенья, и идут один за одним, то нервы могут не выдержать даже у самой стойкой женщины. А у Кацуми, которая совсем недавно похоронила своих родителей, тем более.

Она разозлилась, начала убирать крупинки сахара, когда из комнаты вышел Кенджи и спросил что у них есть перекусить. Тогда то Кацуми и прорвало. Она ругалась на него как никогда не ругалась. Она сказал ему много плохих слов и посетовала на то, что тот не работает, хотя ему столько лет.

Кенджи ничего не сказал в ответ. Он просто ушел в свою комнату. И Кацуми подумала, что он просто вновь отмолчится, как бывало раньше и все пройдет. А когда гнев стихнет, она просто извинится перед ним. Но когда на следующий день утром она зашла к нему в комнату, чтобы поговорить, то встретила там лишь заправленную кровать. Эта заправленная кровать произвела на нее такое неизгладимое впечатление, что она все сразу поняла. Кенджи очень редко когда ее заправлял. В лучшем случае просто накидывал покрывало.

А сейчас она была заправлена по всем правилам, ровно, идеально. Ей почему-то показалось, что именно так их и заправляют за тем, кто уже никогда на нее не ляжет.

Кацуми не удивилась, что вещи сына отсутствовали в шкафу, а окно было открыто. Он просто собрал все необходимое — футболки, носки, джинсы, — и ушел.

А теперь его показывают по телевизору.

Кацуми слушала своего сына, что он говорит, пытаясь понять что происходит и почему он попал на передачу. С трудом поняла, что Кенджи теперь повар. Но причем здесь роботы?

«Он работает у него, — проскользнула колючая мысль. — Ведь „Спрут“ — это его компания. И мой сын работает у него».

Воспоминания нахлынули на нее. Кажется, это было целую вечность назад. Она была молода и наивная. Они с родителями жили в Англии. Она училась в Лондонском университете, читала «Анну Каренину» и грезила Любовью. Ах, как же она была юна и наивна! Господина Ямато она встретила в парке. Он был совсем один, сидел на лавочке и был печален. Кацуми не увидела в нем объект интересна, разница в возрасте была слишком большой. Она лишь просто хотела приободрить его, потому что его печальный вид сильно растрогал ее.