— Что? Па…

— Месяц назад Фэлан Артегал со своими сторонниками прорвался в Министерство. Их остановили. За этим последовал приказ.

— Но почему всех? Почему?!

— Они пошли с ним — все главы кланов. Даже старик Туал. Или Фэлан убедил их, или лучшего выхода они не видели. Они перестали мне верить, Руари…

Отец снова опустился в кресло. Я вдруг понял, что его недавний хохот — всего лишь нервная разрядка.

— У тебя, случайно, выпивки не осталось? — поинтересовался отец.

— Нет, — я хмуро смотрел на него, осознавая, какой неподъемной тяжести вина давит на него. — Почему нас оставили в живых?

— Мурр приезжал с речью, и многие другие кураторы тоже… Свалили все на Артегала, что он взбаламутил всех, запугал и повел на верную гибель.

— А его куратор что сказал?

— Ничего. Артегал его убил…

— А ты что сказал?

— Про произошедшее — ничего. Мурр посоветовал придерживаться версии, что мы не знали о происходящем, что Артегал подговорил всех, но к нам он соваться не стал, так как знал, что у меня друзья в Министерстве. В итоге издали приказ, который защищает нас как последних представителей вида оборотней.

— Нас теперь что, типа охраняют, как зверей в заповеднике?

— Что-то вроде того, — отец криво и совсем невесело усмехнулся.

Я помолчал.

— Тебе нужно было предать его.

— Что?

— Забыть свою чертову гордость и честность, предать одного ублюдка правосудию, чтобы сохранить жизнь остальным.

Мак подскочил в кресле с изменившимся лицом. В следующий миг я оказался прижат к стене.

— Не смей мне говорить, что я должен был делать! Ты не понимаешь…

— Согласно Кодексу запятнавший себя людоедством изгонялся из семьи. Его презирали все рода… Почему…

— Ты давно читал Кодекс? — спросил отец.

— Давно, года три назад, но я прекрасно помню каждое слово, записанное в нем.

— Открой страницы с древами родов, — мрачно посоветовал отец.

Он выпустил меня, и мы пошли с ним в библиотеку. В центре зала я прочел три слова открытия тайника. В полу дощечки потертого наборного паркета ступеньками разложились во все стороны, превратив узор листа шэмрока в объемный. В открывшейся нише в полу осталась лежать древняя книга. Я наклонился и, не вынимая книгу из ниши, перевернул титульный лист, а следом еще с сотню желтых, как Луна, страниц. Здесь начинались родовые древа.

— Открой семью О’Лири.

Я удивленно глянул на отца, долистал до рода отцовского друга. Имя последнего главы рода — имя Лира — было перечеркнуто. Я уставился на отца. Он горько усмехнулся.

— Мы очень давно дружили. Сколько я помню, Лир всегда был едва ли не таким же тихим, как те ягнята на его ферме. Но, когда у него захотели отобрать землю, он сорвался… Я не верил, хотел с ним увидеться, переговорить, посмотреть, как его семья. Поэтому мы тогда поехали к ним.

Я не понял, чему он не верил. В голове уже возникли страшные и абсурдные мысли, что мой отец имеет отношение к приказу, по которому семью О’Лири должны были уничтожить. Я продолжал смотреть на отца, и у меня был только один вопрос. Отец без труда прочел его в моих глазах.

— Я не имею к приказу никакого отношения. Наш визит к их семье и облава — всего лишь трагическое совпадение. У Лира хотели отобрать землю. А у него было двенадцать детей, Руари. Он сглупил, написал угрозы правительству, что поубивает всех, кто ступит на его землю. Я приехал, чтобы уговорить его, успокоить. Но было поздно. Приказ насчет его семьи, как я узнал после, был уже подписан, угроз оказалось достаточно. А сам Лир… сдержал накануне свое слово насчет угроз. Но это тоже еще не все. Полистай…

Я просмотрел еще несколько родов. Нашел еще два десятка перечеркнутых имен. Три года назад этого не было. Я действительно давно не заглядывал в книгу.

— Откуда ты узнал?

— Просил Лиадан следить… Мне очень жаль, Руари…

— Мне тоже, па.

Черный колодец в душе был почти полон. Я вдруг понял, что от злости к горлу подступили слезы, прикусил губу до боли — и так уже ревел сегодня, когда словил пули. Старая боль плескалась на самой поверхности колодца.

— Наша семья получила выигрышный лотерейный билет, — негромко произнес Мак. — Но как долго он будет действителен?

Глава 18

После нашего разговора отец начал пить и практически перестал меня контролировать. А я, несмотря на его запрет, продолжал оборачиваться и часто пропадал в лесу или среди вересковых пустошей.

В один из таких дней, прогуляв школу и до самого вечера проторчав в холмах, я возвращался домой.

Пустоши закончились, уступив место полям. Нырнув в кусты, я оказался на лугу и с лёта врезался в овцу, отбившуюся от стада. Она издала звук, больше всего похожий на изумленное хрюканье, в панике засучила передними ногами, осев на задние. Но развернуться и убежать не успела.