– Я хочу прочитать тебе стихи.

– О-о, это дело я люблю! А если они еще и написаны рукой великого мастера Рондо, я готов слушать во все уши!

– Постарайся не уснуть.

Он посмотрел на меня по-доброму, по-отцовски. И столько любви было в этих глазах… Я и правда годился ему в сыновья. Он часто слушал мои стихи. И теперь я отплачу ему тем же. Рондо начал хрипло, но затем, прочистив горло, медленно прочитал:

Годы прошли, я уже стар,

Необратимо время,

Необратимы слезы, сожаленье,

Ты не заметила каким я стал,

Все же подарив прощенье.

Ценой большой,

Но к уплате справедливой,

За твой покой

Я возложу молитвы.

Прошу тебя лишь об одном,

Оставь записку в сердце

О забытом всеми Рондо,

Но вспомнившем о чести.

Дрожащими руками он положил листок на стол и выжидающе посмотрел на меня. Я начинал слушать воодушевленно, но, когда он закончил, мне вдруг сделалось очень грустно. Я попросил его дать мне прочесть самому. Как же красив был его почерк… сколько в этих строках печали и радости. На душе стало тяжело, дыхание прихватило. На глаза наворачивались слезы. Всю жизнь Рондо мечтал о прощении от одного единственного человека, и здесь, в башне, он получил его.

– Существуют поэты, которые рождены ими быть. Они пишут, потому что должны писать, в этом их естество. А есть такие поэты, как ты. Поэты жизни, которые пишут тогда, когда их душа действительно того просит, ведь никаким иным способом больше нельзя ее открыть.

Рондо кивнул. Его удовлетворил мой ответ.

– Вивай, наверное, заждалась тебя. Иди к ней, а я еще, может, чего напишу.

– Да…

Встав из-за стола, покачиваясь, я побрел по коридору к ванной. Я обернулся, чтобы еще раз взглянуть на Рондо. Он улыбался теплой улыбкой.

В ванной было жарковато.

– Я успела дважды сменить воду. – заявила Вивай, когда я прикрыл за собой дверь.

Я выдавил из себя «прости» и начал раздеваться.

– Что ты делаешь?

– Хочу искупаться.

– Тебе придется подождать, пока я закончу.

– Ты меня не смущаешь.

– ТЫ меня смущаешь.

– С каких это пор?

Вивай улыбнулась, а из воды показался ее хвостик.

– С тех пор, как мы впервые увиделись.

– А-а-а… тогда… Тогда ты мне сказала, что я ни на что не годен.

– Потом ты доказал, что действительно был на войне, а не отсиживался в шатре, когда Шордан громил ряды Юсдисфальской армии.

– Но ты-то на войне никогда не была…

– Мне не положено. Война – развлечение для мужчин. Да и не по статусу.

Нагой я сел на край ванной.

– Никогда тебя такой не видел. Неужто крепость пробудила в тебе голубую кровь?

Вивай вытащила из воды покрытые синяками ноги и прилежно положила на меня. Она опустилась глубже в ванну, оставив над водной гладью только лицо и грудь.

– Знаешь, я всего несколько раз в жизни принимала вот так ванную. И каждый раз думала о том, что хочу делать это каждый день.

– Хорошее желание.

– Как думаешь, почему я ненавижу Смерть?

– Раньше я думал, что потому что она забрала жизни всех твоих родных… - я опустил руку в горячую воду и мной овладела слабость, - Но на самом деле она просто мешает тебе каждый день принимать ванну…

– Дурак.

Вивай опустила хвостик в бочку с ледяной водой, стоявшую поблизости и всего меня избрызгала. Я отомстил ей тем, что запрыгнул в ванну и стал досконально прощупывать все интересующие меня места. Добрая половина ванны покинула свое пристанище, а мы вдоволь насмеялись. Пришлось сменить воду.

Я прижал ее спину к груди, обхватив талию. Она то и дело периодически хихикала, а от того начинал смеяться и я.

– Ты была рождена, чтобы носить самые лучшие вещи, говорить с самыми лучшими людьми, быть самой лучшей… - шепотом, - Тебя ждало счастливое дворянское будущее, в котором ты ни в чем не нуждаешься и строишь свои планы. Ты должна была обладать лучшей осанкой, лучше всех должна была держать себя на публике, постоянно ходить в театр… Вокруг себя ты бы собрала самых верных тебе людей, чтоб вместе с ними править Оргаланом. И, может быть, когда-нибудь, ты бы спасла бедного лорда Крау от все уничтожающего поиска смысла.