Меня бы поняли. Никто бы не осудил бы помешавшуюся девочку, решившую отомстить своему мучителю, выкачивавшему раз за разом её кровь.

Может, мне стоило бы преодолеть себя и сделать это?

Он ведь сам сказал “пока я жив”. Что я не смогу противиться метке, пока он жив.

Но я понимала, что не смогу. Понимала, хотя и сопротивлялась, что он прав — это не только метка. Не она заставляла меня эти полгода вспоминать его ледяные глаза. Не она вызывала мурашки на коже, когда я вспоминала, как он прикасался ко мне. Не она заставляла испытывать жажду, когда меня терзали воспоминания, как он учил меня слушать воду, чувствовать её, как его крепкие руки держали меня в воде в гроте в тот вечер.

Его улыбку, его редкий смех, странный взгляд, когда он вдруг замолкал, глядя на меня — не метка всё это поднимала во мне. И уж точно не она провоцировала саднящую ревность, стоило вспомнить поцелуй командора с той женщиной в зелёном. Как пекло где-то в районе желудка, стоило только подумать, что он мог быть сейчас с ней…

Не метка.

Я.

Это я тянулась к нему.

Это я в него… влюбилась.

Признание самой себе обожгло всё внутри. Словно яд разлилось внутри и стало сжигать кислотой.

Боль осознания своих чувств и беспомощность что-то изменить заставили ощутить жжение в глаза, а потом и на щеках.

В какой момент я стала настолько слаба, что впустила своего палача в своё сердце?

— Желания можно научиться обуздать, — я обернулась и сказала это настолько холодно, насколько вообще умела. Даже не Тайену сказала это — самой себе. Себе захотелось в сердце нож воткнуть, чтобы оно не билось так бешено не по тому поводу!

Я развернулась и быстрыми шагами ушла прочь. Едва сдержалась, чтобы не броситься бегом. От себя ведь не убежать, как не старайся.

Но едва я вышла из комнаты, в которой содержался командор, как услышала мужские голоса. Те, кто разговаривал, шли в мою сторону. Возможно к самому командору.

Мне не хотелось, чтобы меня видели, и я спряталась в нишу за бетонный выступ.

— Зачем вообще кормить вампира, если завтра ему выпустят кишки? Только продукты зря переводить. И самим в обрез, особенно после того, как третья трасса стала “простреливаться” и запасы пополнять стало ещё сложнее.

В груди больно прострелило. Ноги стали ощущаться слабыми, меня так резко затошнило, что, казалось, сейчас вывернет.

Осознание того, что командора убьют, стальными тисками сжало грудную клетку. Стало так больно… И метка при этом молчала.

Я прикрыла рот рукой, чтобы моё шумное дыхание не услышали эти двое, что как раз подошли ближе.

— Шейн сказал, что клыкастый ничего важного не сказал. И, похоже, и не скажет. А держать его тут в живых опасно. Так что завтра его пустят в расход.

— Одним кровососом будет меньше, — мрачно ответил второй.

Они вошли в комнату к командору, а я прильнула к двери, забывая как дышать. Прислушалась, а потом зажмурилась, когда послышался глухой звук удара и сдавленный вскрик.

Сжав руки в кулаки, я бросила прочь. Бежала без остановки до самого медблока, бесцеремонно ворвалась в лабораторию, испугав доктора Ховарда.

— Лили? — он тут же подскочил на ноги и посмотрел на меня встревоженно. — Что случилось?

— Завтра они убьют его, — всхлипнула я. Выровнять дыхание после бега по лестнице никак не удавалось.

Ховард опустил глаза и покачал головой, устало вздохнув. Налил стакан воды и протянул мне. Вынудил сесть на диван, нажав ладонью на плечо.

— Лили, я пытался убедить и Шейна, и Таню, и других командиров, что ещё рано. Только Том высказал сомнения, что Тайен Яжер может ещё пригодиться, но сомнения эти были слабыми. Он всё же склонился к тому, что держать его в живых здесь опасно.

Я прикрыла глаза и покачала головой, сжав виски пальцами. Казалось, это должно хоть немного замедлить пульсацию в них.

Что же это происходило? Как так вышло, что все близкие для меня люди сейчас ощущались врагами? А тот, кто разлучил меня с братом, кто заставил пережить столько ужаса, казался таким важным, что… что я готова была предать своих.

Я снова подняла глаза на Ховарда и посмотрела прямо.

Он молчал. Тоже смотрел на меня. А потом тихо спросил:

— Ты уверена, Лили?

Нет, я не уверена!

Уверена лишь в том, что мне не нужно этого делать! Но… также и в том, что иначе не смогу.

— Во сколько они собираются сделать это?

— Не знаю точно. Речь шла про рассвет, чтобы как можно меньше людей было в курсе.

— Помогите мне.

Сейчас не только я предавала своих. Я ещё и Ховарда на предательство толкала.

Он снова некоторое время помолчал. Тяжело вздохнул и вдруг уверенно кивнул.

— Помогу, Лили. Возвращайся к себе, приготовь всё, что нужно. В полночь иди к нему. Возле воздуховода на третьем пролёте, под карнизом, я положу ключ от двери в северные тоннели. Завяжи ему глаза, он не должен видеть, куда ты его ведёшь. И постарайся вернуться до двух часов.