Аврал увенчался успехом. Чуть более десяти дней спустя первая и вторая ступени Starship уже стояли на стартовой площадке. В этом, однако, не было особого смысла. Ракета еще не была готова к полету, а ее установка не подтолкнула FAA быстрее выдать разрешение на запуск. Но надуманный кризис не позволил команде расслабиться и обеспечил Маску немного драмы, которой жаждет его натура. “Я утвердился в своей вере в будущее человечества”, – сказал он тем вечером. Еще одна буря осталась позади.

Через несколько недель после этого аврала Маск обратил внимание на двигатель Raptor, который планировалось установить на ракете Starship. Он работал на сверхохлажденных жидком метане и жидком кислороде и давал в два с лишним раза больше тяги, чем двигатель Merlin с ракеты Falcon-9. Это значило, что Starship будет обладать большей тягой, чем любая другая ракета в истории.

Но двигатели Raptor не могли отправить человечество на Марс только за счет своей мощи. Их необходимо было изготавливать сотнями, удерживая расходы в разумных пределах. На каждую ракету устанавливалось около сорока двигателей, а Маск предполагал, что в его флот войдут десятки Starship. Двигатель Raptor был слишком сложен для массового производства. Он напоминал клубок переплетенных макарон. В итоге в августе 2021 года Маск уволил человека, который его спроектировал, и сам вступил в должность вице-президента по проектированию двигательной установки. Он поставил перед собой цель снизить издержки на производство каждого двигателя примерно до 200 тысяч долларов, хотя в то время они составляли в десять раз больше.

Однажды Гвинн Шотвелл и финансовый директор SpaceX Брет Джонсен организовали встречу с сотрудником финансового отдела, отвечавшим за контроль издержек на производство Raptor. В комнату вошел опрятный на вид молодой финансовый аналитик Лукас Хьюз, который тяготел к консервативному стилю, но уравновешивал его хвостом на затылке. Он никогда не взаимодействовал с Маском напрямую и сомневался, что тот знает, как его зовут. И поэтому нервничал.

Маск начал с лекции о духе товарищества. “Я хочу, чтобы ты уяснил, – сказал он, – ты инженерам не друг. Ты – судья. Если ты нравишься инженерам, дело плохо. Если не наживешь себе врагов, я тебя уволю. Понятно?” Хьюз, запнувшись, ответил, что все понял.

С тех самых пор, когда Маск вернулся из России и оценил, во сколько обойдется сборка собственных ракет, он ввел в обиход “коэффициент идиота”. Им обозначалось отношение общей стоимости компонента к стоимости сырья, из которого он произведен. При высоком коэффициенте идиота – скажем, если компонент стоит 1000 долларов, хотя алюминий, из которого он изготовлен, обходится всего в 100 долларов, – высока вероятность, что конструкция слишком сложна или производственный процесс слишком неэффективен. “Если коэффициент высок, ты идиот”, – говорил Маск.

“Какие части Raptor имеют минимальный коэффициент идиота?” – спросил Маск.

“Не знаю точно, – ответил Хьюз. – Выясню”. Этот ответ Маску не понравился. Он посуровел, а Шотвелл обеспокоенно взглянула на меня.

“В следующий раз у тебя такие вещи должны от зубов отскакивать, – сказал Маск. – Если придешь на совещание и не будешь знать, где у нас идиотские детали, можешь сразу писать заявление об увольнении”. Он говорил ровным голосом, вообще без эмоций. “Как ты, черт возьми, можешь не знать, что у нас хорошо, а что плохо?”

“Я знаю наизусть всю таблицу затрат, – пробормотал Хьюз. – Я просто не знаю, сколько стоит сырье для каждого из компонентов”.

“Назови пять худших компонентов!” – потребовал Маск. Хьюз взглянул на экран своего ноутбука, пытаясь прикинуть, сможет ли он вывести ответ. “НЕТ! Не смотри на монитор, – сказал Маск. – Называй компонент. Ты должен знать все проблемные места”.

“Может, полуобойма сопла? – неуверенно предположил Хьюз. – Кажется, она стоит тринадцать тысяч долларов”.

Лукас Хьюз

“Она сделана из единого куска стали, – сказал Маск, пытливо глядя на него. – Сколько стоит этот материал?”

“Кажется, несколько тысяч долларов?” – ответил Хьюз.

Маск знал ответ. “Нет. Это просто сталь. Она стоит пару сотен баксов. Ты меня сильно разочаровал. Если не исправишься, пиши заявление об уходе. Совещание окончено. На сегодня все”.

На следующий день, когда Хьюз пришел в переговорную комнату, чтобы сделать презентацию по итогам прошлой встречи, Маск ничем не показывал, что помнит, как устроил ему выволочку. “Перед нами двадцать компонентов с максимальным «коэффициентом идиота», – начал Хьюз, показывая слайды. – И нам есть о чем задуматься”. Он вертел в руках карандаш, но в остальном довольно умело скрывал свое беспокойство. Маск молча слушал его и кивал. “Это в основном компоненты, которые изготавливаются на станках высокой точности, такие как насосы и обтекатели, – продолжил Хьюз. – Нам необходимо свести работу на станках к минимуму”. Маск улыбнулся. Он любил эту тему. Он задал несколько конкретных вопросов об использовании меди и о том, как лучше всего производить штамповку и пробивку отверстий. Это был уже не экзамен и не противостояние. Маск хотел найти ответы на свои вопросы.