Вечером в среду он отправил сотрудникам Twitter письмо. “Эту горькую пилюлю никак не сделать слаще, – начал он. – Откровенно говоря, в экономическом отношении нас ждут тяжелые времена”. Как и ранее в Tesla, в SpaceX и даже в Neuralink, он пригрозил закрыть компанию, а может, и вовсе объявить ее банкротом, если общими силами им так и не удастся исправить положение. Для достижения успеха требовалось полностью трансформировать доброжелательную, беспечную и заботливую культуру, сложившуюся в компании. “Перед нами лежит трудный путь, и он потребует от нас усердной работы”.

В частности, это предполагало отмену действующего в Twitter правила о том, что сотрудники имеют право всегда работать из дома, которое Джек Дорси ввел вскоре после начала пандемии, а Параг Агравал утвердил в 2022 году. “Удаленная работа отныне запрещена, – объявил Маск. – С завтрашнего дня все сотрудники должны работать в офисе не менее 40 часов в неделю”.

Введение этого нового правила было отчасти мотивировано уверенностью Маска в том, что совместная работа в офисе способствует обмену идеями и энергией. “Люди гораздо более продуктивны при личном взаимодействии, поскольку в таком случае им легче общаться друг с другом”, – сказал он, выступая перед сотрудниками на наспех организованном собрании в кафе на девятом этаже. Однако, вводя это правило, он опирался и на собственную трудовую этику. Когда один из сотрудников спросил, зачем ходить в офис, когда большинство людей, с которыми они взаимодействуют, находятся в других местах, Маск рассердился. “Позвольте прояснить ситуацию, – начал он медленно и холодно. – Если сотрудники не вернутся в офис, имея возможность это сделать, им более не место в этой компании. Точка. Если вы можете ходить в офис, но при этом не ходите, знайте: я уже подписал ваше заявление об увольнении. Точка”.

Йоэль Рот понял, что, помимо проблемы с самозванцами, у Twitter Blue возникнет и другая загвоздка – Apple. Маск предполагал, что пользователи будут регистрироваться на платформе через приложение Twitter для айфона. Twitter будет получать 8 долларов, а также собранные Apple данные для верификации имен и другой информации, включая, как полагал Маск, и номера кредитных карт. “Засада в том, что никто, черт возьми, не удосужился проверить, будет ли Apple делиться этой информацией”, – говорит Рот.

В Apple действовали строгие правила в отношении приложений. Компания получала 30 % со стоимости приложений, а также с любых встроенных покупок. Хуже того, Apple не делилась пользовательскими данными. За попытку нарушить эти правила приложение удалялось из App Store. Такая политика была обоснована защитой персональных данных и обеспечением безопасности. Если пользователь производил покупку с айфона, Apple не разглашала ни его персональные данные, ни данные его кредитной карты.

“Это не сработает, – сказал Рот, позвонив Илону. – Использование айфона подорвет сам основополагающий принцип Twitter Blue”.

Маску это не понравилось. Он понимал политику Apple, но считал, что Twitter сможет ее обойти. “Ты уже поговорил с кем-нибудь из Apple? – спросил он. – Просто позвони в Apple и скажи, чтобы тебе предоставили необходимые данные”.

Рот опешил. Если сотрудник среднего уровня вроде него позвонит в Apple и потребует изменить политику компании в отношении неприкосновенности персональных данных, там, как он выразился, его “на хер пошлют”.

Маск упорно твердил, что проблему можно решить. “Если мне нужно позвонить в Apple, я позвоню в Apple, – сказал он. – Если понадобится, я позвоню самому Тиму Куку”.

Этот разговор стал для Рота последней соломинкой. В силу ограничений, наложенных Apple, бизнес-модель Twitter Blue оказалась под угрозой. Проблему самозванцев с голубыми галочками невозможно было взять под контроль незамедлительно, поскольку Маск сократил большинство модераторов контента. Авторитарные вспышки Маска продолжали нервировать сотрудников. И он требовал составить новый список людей, которые попадут под сокращение.

Рот сказал себе, что останется до промежуточных выборов 8 ноября, которые прошли без эксцессов и остались позади. Повесив трубку после разговора с Маском, он решил, что пора уходить. Пока Маск проводил общее собрание сотрудников в кафе на девятом этаже, Рот писал заявление об увольнении на десятом.

Он быстро созвонился со всей своей командой, чтобы сообщить коллегам об уходе, отправил письмо с заявлением и сразу же вышел из офиса, потому что не хотел, чтобы его выводили охранники. Когда об этом сообщили Маску, он искренне расстроился. “Ого, – сказал он, – я думал, он будет работать вместе с нами”.

Когда Рот ехал по мосту Бэй-Бридж в Беркли, у него завибрировал телефон. Новость о его уходе из Twitter распространялась быстро. “Я не отвечал на звонки за рулем, потому что я даже в лучшие времена сильно нервничаю, когда веду машину”, – говорит он. Доехав до дома и вытащив телефон, он увидел сообщение от Йони Рамона: “Можем поговорить?” Примерно так же написали Алекс Спиро и Джаред Берчалл.

Он позвонил Берчаллу, и тот сказал ему, что Маск расстроен и надеется, что он передумает. “Как мы можем убедить тебя вернуться?” – спросил Берчалл. Они проговорили полчаса, и Берчалл объяснил, как взаимодействовать с Маском, когда он входит в сатанинский режим. Рот сказал, что принял решение, но готов поговорить с Маском в рамках дружественной заключительной беседы. После позднего обеда он прикинул, что хочет сказать, и в 17:30 написал Маску: “Я готов поговорить”.