Разблокировав пользователей, Маск объявил о введении политики “фильтрации по видимости”, которую они разработали вместе с Ротом. “Новая политика Twitter предполагает свободу слова, но не свободу охвата, – написал он. – Негативные и ненавистнические твиты будут максимально обесцениваться, а их распространение будет сдерживаться, поэтому Twitter не будет получать с них ни рекламных, ни других доходов. Эти твиты не будут попадаться на глаза, если не искать их специально”.

Он провел черту по конспирологу Алексу Джонсу, который заявил, что массовое убийство в начальной школе в Сэнди-Хук в 2012 году на самом деле было “грандиозным разводом”. Маск сказал, что аккаунт Джонса останется заблокирован. “Мой первенец умер у меня на руках, – твитнул Маск. – Я ощутил последний удар его сердца. Я беспощаден по отношению ко всем, кто использует смерть детей ради наживы, политики и славы”.

Тем временем Йе, ранее известный как Канье Уэст, продолжал преподносить Маску уроки о сложностях свободы слова. Он пришел на подкаст к Алексу Джонсу и заявил: “Я люблю Гитлера”. После этого он опубликовал в Twitter фотографию, где Ари Эмануэль поливает из шланга одетого в одни плавки Маска, и антисемитский подтекст сообщения – с намеком, что евреи управляют миром, – был вполне очевиден. “Давайте навсегда запомним этот твит, который станет для меня последним”, – написал Йе, а затем опубликовал картинку со свастикой внутри звезды Давида.

“Я старался как мог, – заявил Маск. – Несмотря на это, Йе снова нарушил наше правило против подстрекательства к насилию. Его аккаунт будет заблокирован”.

Необходимо было также решить, разблокировать ли Дональда Трампа. “Я хочу избежать пустых споров о Трампе, – сказал мне Маск несколькими неделями ранее, подчеркнув, что всегда придерживался принципа обеспечивать свободу слова лишь в рамках закона. – Если он занимается преступной деятельностью – а все больше кажется, что так и есть, – это неприемлемо. Подрыв демократии – это не свобода слова”.

Но к 18 ноября – к той пятнице, когда он вызвал инженеров в офис для оценки кода, – Маск уже пребывал в приподнятом настроении и готов был отказаться от своих слов. Джеймс и его мушкетеры отчаянно пытались поддерживать работоспособность Twitter, несмотря на неожиданный уход сотен инженеров и увеличение нагрузки из-за видеороликов с чемпионата мира по футболу. Им вовсе не хотелось, чтобы система снова оказалась под ударом. В это время Маск вышел из своей переговорной комнаты со стеклянными стенами, где провел встречу с Робин Уилер, которая пока занимала в Twitter должность руководителя отдела продаж, и показал Джеймсу и Россу свой телефон. “Смотрите, что я только что твитнул”, – сказал он с озорной ухмылкой.

Он опубликовал у себя на странице опрос: “Разблокировать ли бывшего президента Трампа? Да. Нет”. Если оставить за скобками сомнения в уместности разблокировки Трампа и использования открытого для всех голосования для принятия этого важного решения, возникала инженерная проблема. Проведение опроса, в котором мгновенно регистрируются миллионы голосов и который в реальном времени заполняется в лентах пользователей, могло привести к перегрузке серверов Twitter при недостатке обслуживающего их персонала. Маск, однако, обожал риск. Он хотел знать, до какой скорости может разогнаться автомобиль, что случится, если вдавить педаль газа в пол, и насколько близко можно подлететь к Солнцу. Джеймс и Росс сказали, что “от страха наложили в штаны”, но Маска, казалось, ситуация только обрадовала.

К моменту закрытия опроса на следующий день в нем приняло участие более 15 млн пользователей. Голоса распределились почти поровну: 51,8 % выступили за разблокировку Трампа, а 48,2 % – против. “Народ сказал свое слово, – объявил Маск. – Трамп будет разблокирован. Vox populi, vox Dei”.

Сразу после этого я спросил его, догадывался ли он заранее, каким будет результат. Нет, ответил он. А если бы расклад оказался другим, он оставил бы блокировку Трампа в силе? Да. “Я не фанат Трампа. Он сеет хаос. Он чемпион мира по вранью”.

На встрече с Маском в тот день руководитель отдела продаж Робин Уилер сказала, что уходит из компании. Она пыталась уволиться неделей ранее, одновременно с Йоэлем Ротом, но Маск и Джаред Берчалл убедили ее остаться.

Большинство, включая Росса и Джеймса, посчитало, что поводом к ее отставке стало решение Маска производить разблокировки в одностороннем порядке и запустить опрос о судьбе Трампа. На самом деле Уилер больше беспокоило, что Маск упорно настаивал на проведении еще одного раунда сокращений и требовал, чтобы она составила список тех, кого стоит уволить. Ранее на той неделе она провела собрание сотрудников отдела продаж и объяснила, почему им стоит нажать на кнопку “да” и стать частью нового Twitter, где к ним будут предъявляться высокие требования. Теперь ей предстояло посмотреть в глаза некоторым из людей, сказавших “да”, и сообщить, что они потеряли работу.

Плановые цифры для увольнений и сокращений менялись вместе с настроением Маска. В какой-то момент он сказал мушкетерам, что хочет сократить команду программистов до пятидесяти человек. На той же неделе он говорил, что не стоит думать о конкретных числах. “Просто составьте список лучших инженеров и отсейте остальных”, – велел он.

Чтобы упростить процесс, Маск приказал всем программистам Twitter прислать ему образцы кода, который они писали в последнее время. В выходные Росс наладил пересылку их ответов из почтового ящика Маска в его собственный, чтобы они с Джеймсом и Дхавалом смогли оценить работу программистов. “У меня на почте пятьсот заявок, – устало сказал он воскресным вечером. – Нам нужно каким-то образом просмотреть все сегодня и понять, кто из инженеров сохранит работу”.