Шрифт:
– А ты знаешь, как в таких случаях поступают?
– Как же?
– А очень просто. Бесовскую заразу лечат очистительным огнём.
– Гм. Это мысль.
– Не плохая, да?
– Если к этому добавить, что он привязан к одному месту… Он пропал в «Кольчуге», то есть вся дребедень стала происходить с ним именно, когда он оказался в ней. Поэтому он всякий раз возвращается-появляется в ней или рядом, значит…
– Значит, во всём виновата эта забегаловка, и очень может быть, что именно здание. Как в ужастиках.
– Ага, – сказал Калач. – Мы испепелим чёртово логово. Тогда Кирзе будет негде жить. С домом пропадут и погубленные души.
– Не пропадут, а освободятся, – поправил Батон.
– Верно-верно, освободятся. А так как это не души, а всё ещё живые люди, то они выпадут из того мира в этот.
– Или останутся в том.
– Ты хочешь сказать, что Кирза может навсегда остаться, как он говорит, в мире вечной осени?
– Ну, м-да… – Батон с наслаждением жевал шоколадный батончик.
– И что в этом хорошего?
– А ты думаешь, что для него лучше вот так вот мытариться туда-сюда? Так хотя бы будет конкретика. Да ещё может случится, что ему повезёт, и он окажется в нашем мире, и всё будет, как прежде.
– Такой вариант рассматривается… Таким образом, мы либо спасём его полностью, вернув обратно, в реальность, либо избавим от мучения тоской и от мытарств, и он перестанет разрываться между двух огней.
– Огонь – это полезно для здоровья, – сказал Батон и засунул в рот остатки маленького для него батончика.
– И он не сможет к нам являться, если что… А то пугает!
– А если правда он явится и утянет к себе?
– Он может. А так, мы либо его изолируем там, либо вернём сюда.
– Угу.
Калач вжал в пол педаль тормоза – завыли, заныли покрышки, машина пошла юзом. Батон был не пристёгнут и не готов к таким действиям Калача. Его швырнуло вперёд. Он больно ударился о торпедо.
– Ты чо? – возопил он. – Офонарел?
– Держись.
– Поздно!
– Ещё нет.
Калач заломил руль, разворачивая машину.
– Бери канистру, а я пока достану пистоль – немного постращаем, – распорядился Калач, выбравшись на стоянку «Кольчуги». Машину он не заглушил и поставил так, что бы можно было быстро выскочить на шоссе и затеряться в потоке машин.
Заглянув в окна первого этажа, убедившись, что никого нет, Батон, с высунутым от усердия языком, стал заботливо окроплять здание бензином. Потом они вошли в заднюю дверь и в одной из центральных комнат второго этажа нашли шесть человек – тех, кого они оставили с полчаса назад, и непонятно для чего откуда-то взявшуюся девушку.
– Здрасти вам наше, господа хорошие, это опять мы! – сказал Калач, прерывая их беседу.
Он держал перед собой пистолет, поэтому чувствовал себя в родной стихии.
– Попрошу всех на выход. Мы всё обдумали и порешили обо всём без вас, так что не обессудьте.
– Но… эээ… мы… вы… я… не…
– Не надо разговоров, – сказал Калач и прошёл к окну. Он развернулся и начал напирать, вытесняя людей из комнаты. – Вы, наверное, заметили в моих ручонках небезынтересную игрушку. Так вот, господа, она, да будет вам известно, может стрелять. И всё пульками, пульками. Такими, знаете ли, железячками. Летят они быстро, далеко. Выходим, господа, выходим. Спокойно доходим до лестницы, спускаемся и идём на улицу. Если не будете артачиться, всё обойдётся, никто не пострадает, всё-таки как-никак мы не варвары или какие-нибудь тамагочи с рожками да ножками, правда?
– Тамагочи, – усмехнулся Батон, стоя у двери в комнату с канистрой, от которой на всё здание разило бензином – все поняли, что именно задумали пацаны.
Чвакошвили было вскинулся, чтобы оспорить преднамеренное уничтожение его недвижимого имущества, но Егор с Кокошкиным грубо взяли его под руки, цыкнули на него и увлекли из комнаты.
– Тамагочи-гучи-тучи, тра-ля-ля и бру-ля-ля, – приговаривал Батон, поливая комнату бензином.
Батон посетил ещё четыре комнаты, окропил коридор, спускаясь – лестницу, обошёл ресторанный зал, в котором стулья были задвинуты под столики, не забыл о кухне и о спальном помещении хозяев, всюду оставляя соединительный шнур из бензиновой дорожки.
Пятеро мужчин и одна женщина стояли кучкой в десяти шагах от двери кухни позади здания. Калач стоял в стороне, с пистолетом.
– Готово, – отрапортовал Батон, присоединяясь к зевакам, и широко улыбнулся им.
– Молодец, чёртова скотина, – прошипел Чвакошвили.
Кокошкин одёрнул его за рукав. А Батон ещё раз улыбнулся – теперь специально для хозяина превосходного заведения.
Калач достал сигарету, коробок спичек, приблизился к заднему крылечку, закурил… и обронил спичку – огонь побежал внутрь здания.