Батон тихонько заскулил и замялся на месте, будто сильно захотел в туалет.

Сколько времени не было Калача, Батон не знал, но ему казалось, что прошла целая вечность. Батон застоялся на месте. Батон замёрз – его трясло мелкой дрожью: зубы стучали, а кожа была суха. Он растирал себя и приплясывал.

– Трус, трус я какой! – корил себя, удивляясь, Батон. – Такого никогда не было. Что со мной? Отчего на меня напала эта хворь? Чего я боюсь? Кого? Зачем? Холод – от страха. Перестань трястись и согреешься. Не трясись, не бойся. – Ругал себя и приказывал себе Батон, но это не помогало.

Он осматривался, прислушиваясь то к одной части коридора, то, поворачиваясь, к другой, и не забывал о нижнем этаже, где пропал Калач. Он пытался объять всё разом: слышать всё и везде, – но это выходило туго, и это утомляло, что порождало ложные звуки.

В свет лампы над лестницей вынырнул Калач.

– Нет его! – сказал он. – Куда он делся, ума не приложу. Нигде нет. Всюду смотрел. Нет его. А у тебя что?

– Тихо до дрожи. Никого. – Батону полегчало. Теперь он не один, его друг при нём, не пропал он, объявился.

– Ты чего трясёшься? – спросил Калач. – Тебе страшно? А может, ты заболел?

– Мне холодно. Я почему-то замёрз.

– Да, тут холодновато. Внизу теплее. Пойдём, что ли, к одной из освещённых комнат?

– За-зачем?

– Проверим, почему горит свет?

– Это Кирза зажёг.

– Наверное. Больше некому.

– Сюда, – сказал знакомый голос из правой части коридора.

Фигура была тёмной, но узнаваемой. Она манила к себе рукой.

– Ки-кир-рза? – Батон удивился не меньше, чем когда открылась дверь кухни. – Ты… ты как?

– Кирза, ты как сюда попал? – воскликнул Калач. – Ты должен быть внизу, ведь лестница одна и перед ней всё время стоял Батон. Ты не мог…

– Идите сюда, – позвал Кирза.

Он протянул руку к стене и открыл дверь в уже освещённую комнату.

Калач с Батоном двинулись к другу. Они с недоверием осмотрели его, прошли в комнату.

– Ну ты даёшь, Кирза, – Калач покачал головой. – Ну ты финтили откалываешь. Можно с ума сойти.

– Д-да, – подтвердил Батон, по-прежнему сотрясаемый ни то холодом, ни то страхом.

Кирза затворил дверь, прислонился к ней спиной, прижал ладони к гладкому дереву, словно бы слушая ими, что происходит в коридоре и во всём доме, сказал:

– Я, братцы, попал в нехорошую историю. Беда! Выручайте, братцы мои, пацаны верные. Выручайте.

– Ты меня пугаешь, Кирза, – сказал Калач. – Я никогда не слышал от тебя таких слов. Ты никогда не просил о помощи. Не было такой ситуации, из которой ты не смог бы выпутаться самостоятельно. Я тебе не верю. Ты чего-то чудишь. Я не я буду, если это не так.

– Да, – буркнул Батон, которого внезапно на самом деле подпёрло посетить туалетную комнату. Он крепко сжал ноги, не осмеливаясь в такой важный и с неожиданным поворотом момент просить разрешения отлучиться. – Чего такого стряслось? Ты же знаешь, что мы полностью в твоём распоряжении, – сказал Батон, всем видом показывая нетерпение. – Выкладывай, не томи.

– Где ты был, чёрт побери? – спросил Калач.

– Туда, где я был, я могу вернуться в любой момент. И вы можете попасть туда же. Как только почувствуете холод или…

– Я его давно чувствую. Я продрог до костей! – Батон для большей убедительности содрогнулся, и его тут же охватила неудержимая мелкая дрожь.

– Бегите, бегите отсюда! Но помогите мне выбраться отсюда! – Кирза говорил непонятно.

– Так нам бежать или помогать? – спросил Батон.

– Бежать! Чтобы иметь возможность помочь мне. Я застрял здесь в ту ночь, когда ко мне пришёл один болван. Как он пробрался ко мне в комнату, я тогда не понял. Но он сидел у меня на кровати, в темноте, когда я проснулся, и смотрел на меня спящего. Я почувствовал запах прелой листвы, дуновение свежего ветра и услышал… увидел сухие листья. Они копошились всюду. Они были везде. На кровати, на полу, на тумбочке, на моей одежде, на подоконнике. Везде. Я вскочил, чтобы дать ему в морду. Я думал, он пьян. Или ещё что. Может, это кто-то из наших врагов. Или он кем-то из них подослан. А он ухватил меня за плечо. Рука у него была холодная, как у покойника, найденного в леднике высоких гор. Меня передёрнуло, и тут же мне почудилось, что мы стоим на краю поля и перед нами деревья. На улице мы. Потом ярко вспыхнуло солнце. И я стоял один среди убранного поля. Вдалеке виднелся прекрасный осенний лес. Он шумел в кронах – это дуновением ветра тормошило его высыхающие листья. Я подумал, что сплю. Но скоро понял, что это реальность. Не знаю уж какая, но всё происходило на самом деле. И вот теперь, узнав её, можно сказать, полюбив её, я не могу забыть её. Лишь только вспомню, как она сразу же возвращается, и я уже – там, я уже – в ней. Боже ж мой! – выдохнул Кирза. – Как я успел всё это рассказать?

Кирза пропал за одно неуловимое мгновение.

Батон и Калач продолжали слушать Кирзу, но смотрели уже не на него, а на лакированную красно-бордовую дверь, которую тот заслонял, прижимаясь к ней, и видели на ней лишь мутные разводы от пота и жира с его ладоней.

Кирзы как будто никогда не было.

– Куда, куда он делся? – закричал Калач, бросаясь к двери и шаря по ней рукой, и открывая её, и выглядывая в пустой коридор. – Кирза, ты куда пропал? Как это? Как такое может быть? Уж не обглючен ли я, а, Батон? Мы ничего с тобой не?