Не дожидаясь дальнейшего развития событий, Калач с Батоном удалились, оставив посторонних для них людей созерцать пожар.

На прощание, прежде чем сесть в машину, Батон зажёг спичку и кинул её на парадное крыльцо «Кольчуги», и округа довольно быстро озарилась колеблющимся светом и наполнилась дымом и гулким шумом с треском и хлопками.

Через полчаса, когда появились пожарные и полиция, из ближайшего селения уже подоспело изрядное количество любопытных, а вдоль шоссе стояла вереница машин. Кроме Лизы не было никого из бывших при начале пожара: они, страшась объяснений с властями, разъехались, – чем бы они объяснили своё заблаговременное прибытие, как оправдались, если бы их обвинили в умышленном поджоге, смогли бы не выдать тех, кто не пожелал остаться? С пожарища бежал даже Чвакошвили, намереваясь благополучно объявиться позднее в качестве ни о чём не ведавшего, до крайности горюющего пострадавшего, а не причастного к поджогу лица. У четы Чвакошвили не осталось никакой собственности, только старенький фургон Фольксваген Транспортёр.

Затерявшись в толпе, Лиза смотрела на рухнувшее, догорающее здание, над которым зачем-то продолжали суетиться пожарные.

«Кольчуги» больше не было.

Не было пристанища для её бедного Руслана.

Появится ли он теперь? Где ему ступить на землю, где приклонить голову в тот момент, когда он выскочит из своего тихого, тоскливого кошмара?

Три месяца тому назад, когда она впервые одна, без сопровождения и опеки отца Руслана, приехала в «Кольчугу», она настолько глубоко погрузилась в горе, убиваясь о потерянном любимом человеке, что в одну ветряную холодную ночь, лёжа в снятой для ночлега комнате без сна, в слезах, уперев в потолок глаза, услышала она шелест листвы и увидела осенний пейзаж. И было это настолько реально, но в то же время настолько же невероятно, что она подумала о неисчерпаемом горе, вынудившим-таки сознание слепить этот чудесный успокоительный мирок, где, может быть, бродит её Руслан. Лиза не заметила, как кровать превратилась в кучу опавших листьев, что собрал ветер возле кустарника на краю поля. Она поднялась. Вокруг был мир, окутанный осенним очарованием. А вдалеке стоял человек. Она пошла по краю поля, увязая в сырой почве. Человек был мужчиной. Он был возле малорослого осинника. Деревья, укрытые жёлто-зелёными шапками, роняли на него редкий кружащий лист. Его фигура казалась знакомой. Да! Ошибки не может случиться. Это – Руслан. Её Руслан. Человек, которого она больше года безуспешно искала и ждала. Ждала и искала. Но он не возвращался и его нигде не было. Бедная, бедная Лиза! Как тяжело ей было ждать, как трудно было ненароком вызвать тот край, ту сторону, куда ушёл её любимый, и как не просто ей будет покинуть, навсегда оставить это грустное, но прекрасное место. Оставить, несмотря на то, что там будет её Руслан. Но она была обязана вернуться, потому что у неё был сын – грудничок, нуждающийся в её опеке. Его сын. Дитя, вынашиваемое долгих девять месяцев. Она чуточку не успела рассказать Руслану об этом радостном для неё происшествии. Она опоздала самую малость. Руслан исчез, не услышав важной новости, способной, быть может, перевернуть его жизнь, наполнить её значимостью и уберечь от непоправимого шага – от тяги к чему-то томительно-тоскливому, от бега от бессмысленности, от страхов, от всего, что его мучило. Руслан пропал. Но Лиза не осталась одна. Отец и мать Руслана приняли её как родную дочь. Они холили, лелеяли, оберегали и пестовали её и их – Лизы и их Руслана – дитё, родную кровинку, неведомо для чего покинутую отцом Русланом Леопольдовичем Покрутой-Половцевым двадцати восьми лет отроду.

Леопольд Сёменович неоднократно выезжал на место пропажи сына. А Лиза, беременная Лиза, скорбящая и верящая в лучшее, порывалась последовать за ним. Но её не пускали, оберегая от лишних волнений. При ней неотлучно была мать Руслана, – а когда мог, опекал её, как родную дочь, Леопольд Семёнович. Но Лиза требовала, умоляла допустить её поближе к Руслану. Видя её муки, сдались, поддались, позволили родители Руслана отправиться Лизе в дальнюю дорогу. И Лиза успокоилась.

Впоследствии она неоднократно приезжала в «Кольчугу» вместе с Леопольдом Семёновичем и сидела в ней часами: иногда вместе с Леопольдом Семёновичем, иногда одна, изгоняя его, чтобы он не отвлекал своими навязчивыми и излишними попытками успокоить её, не раздражал бы ласками и страдающим взглядом. Лиза прекратила поездки за три месяца до родов – больше её не пускали, страшась неблагополучного течения беременности. Она подчинилась. Ведь ребёнок – это всё, что осталось от него. От её Руслана. Лишь через месяц после родов она вернулась в «Кольчугу», и познала она тогда колдовскую свежесть шелеста вечной осени…

Он стоял к ней спиной.

Она осторожно приблизилась.

Она повернула его лицом к себе.

Его глаза на осунувшемся бледном лице встретились с её набухшими от долгой тревоги глазами, и в голове у неё помутилось. Лиза зашаталась и упала.

Лиза отсутствовала всего мгновение, но этого хватило, чтобы её Руслан куда-то подевался.

Она приподнялась.

Она огляделась.

Он стоял посреди поля.

Она вскочила.

Голова у неё закружилась. Лизу повело в сторону.

Она поборола притяжение земли и побежала.

Но он оставался на том же расстоянии. Он не приближался. Что за притча! Она бежала. А он не двигался с места. Теперь он смотрел на неё. А она бежала. Спотыкалась, падала, поднималась и бежала.

Руслан вдруг повернулся и пошёл в сторону, влево.

Лиза невыносимо устала.

Она не села, а брякнулась на холодную осеннюю землю, почему-то теперь уже высушенную высоким солнцем. Она непонимающе, не веря глазам, смотрела, как он от неё уходит. И Лиза закричала, зовя его. Но он, казалось, не слышал. Или ему было всё равно? Тогда она заплакала. Она рыдала и твердила о том, что всё это неправда, всё это выдумка, обман, очень нехорошая шутка от кого-то чужого и злого.

После случившегося у Лизы появилась своя осень. Она оказывалась в ней раз за разом, но выбиралась обратно, потому что помнила о сыне. В конце концов, она окончательно избавила себя от навязчивой идеи, ведь то – не жизнь, поняла она.

Не у многих это получается. Да и мало кто этого хочет.

Лиза хотела. И у неё получилось. Но, она была женщиной, а потому была матерью. Ей очень помог сын. Если бы не он, а только Руслан, кто знает, что с нею стало.

В той стороне осенней удручённости она больше не видела Руслана. Там никого нельзя удержать возле себя. На её бескрайних просторах можно только случайно столкнуться, чтобы расстаться.

Но она всё же встретила его. Спустя какое-то время она увидела его в реальном мире, возле «Кольчуги».

Она верила, всегда верила, что он жив. И вот он был перед ней – сама жизнь. Но выглядел он как тень: отрешённый взгляд и истощённое серое лицо и – молчание, ни одного слова в ответ на её осторожные ласковые слова. Она успела сказать о ребёнке, о мальчике, сказать прежде, чем он исчез.

С тех пор она ждала повтора этой необычной встречи, надеясь убедить Руслана возвратиться: пробудить в нём интерес к жизни, заронить зерно, чтобы оно, прорастая, породило в нём эмоции, способные вырвать его из спячки. Но встречи всё не случалось.

И вот Лиза снова приехала в «Кольчугу», и стала свидетельницей того, как от «Кольчуги» остались лишь головешки.

Лиза выбралась из неприятных оков зевак, столпившихся на стоянке. Она побрела к своей машине.

И что же? Не может быть! Это – он, это – Руслан, её Руслан. Он стоит у машины и… дожидается её?

Она остановилась рядом с ним, затаив надежду.

Они молчали.

Она боялась спугнуть его своим голосом.

А он… Что он?

– Я подумал, о чём ты сказала, – подал голос Руслан, смотря на догорающее здание.