– Они вели себя очень весело и дружно, – сказала Лариса. – Они казались очень сплочённым коллективом. Ни с кем не общались, ни к кому не подходили и не подсаживались, и к ним никто не подходил и не подсаживался. Насколько я видела.

– Я тоже ничего такого не заметил, – сказал Олег.

– Возможно, что и так, – Калач призадумался. Те братки, в общем-то, были нормальными ребятами, а свело с ними Кирзу, его близкое знакомство с одним мужичком, с которым у ребятишек возникли некоторые проблемки, и они за малюсенькую услугу обещались подкинуть Кирзе неплохих деньжат. – Значит, они приехали, зашли, сделали заказ, забронировали номера и сидели, пили и ели… и всё это в мире и покое?

– Да, – пискнул Олег.

– А потом они вот так вот просто взяли и разошлись по номерам?

– Да, взяли у меня ключи и ушли наверх. – Олег несколько приободрился, осмелел.

– А у вас здесь что же, дамочек интересного поведения не имеется?

– Нет, – ответил Тамаз Чвакошвили. – Своих не держим. Заезжие иногда бывают. Как правило, они уже с кем-нибудь, при ком-нибудь. Но бывает, что какая-нибудь девушка из местных… заходит, чтобы с кем-нибудь… познакомиться.

– Это уж, конечно, – гнусаво усмехнулся Батон, и лицо у него стало ещё огромнее. – И никто из пацанов ни с кем не познакомился? Никто не пожелал себе на ночь ни местной, ни залётной красатули?

– Нет, – сказал Олег. – Обычно, когда клиенты хотят подобного, они либо сами знакомятся, либо спрашивают у меня. Если в зале есть кто-то, кто занимается, промышляет подобным ремеслом, то я… подсказываю, не более. Никакие дивахи лёгкого поведения под нами не ходят.

– Почему-то я тебе верю, Олежек. – Калач потянулся к его голове. – Олег с брезгливостью отпрянул, инстинктивно, по-детски ища защиты за бёдрами тёти Ларисы. – Так они вот так сразу, в одиночестве разойдясь по своим номерам, взяли да успокоились?

– Они не были в разных номерах, – объяснил Тамаз. – У нас каждый номер рассчитан на две персоны. Кровати стоят у противоположных стен. Одноместные. Только ваш товарищ был один в номере. Их было пятеро. Кто-нибудь всё равно остался бы в номере один.

– Что же дальше? Вы их потом видели, ночью?

– Я – нет, – быстро сказал Олег. – Я не работаю ночами, у меня есть сменщик.

Калач поднял глаза на Тамаза Чвакошвили.

Тамаз отрицательно мотнул головой.

А Лариса сказала:

– Я несколько раз проходила по жилому сектору по хозяйственным нуждам, но ничего не слышала и не видела. Нигде никто не разговаривал и ни к кому не ходил.

– А потом пришло утро! – сказал Калач, всем своим видом показывая безнадёгу. Он сел на свободный стул возле широкого стола в центре кухни, на который с грохотом положил булаву.

– Утром ребята постучались к вашему приятелю, – сказал Чвакошвили, – он не отзывался. Дверь была не заперта, и они вошли. Никого в номере не было. Вот и всё. Тогда они стали искать его. Расспрашивали нас, расспрашивали ночного сменщика Егора. Перед отъездом наказали нам никому ничего не говорить. Мы и не говорили… хотя сегодня утром к нам заходили два следователя, из Москвы и Ярославля. – Сказав последнее, Тамаз испугался.

Но Калач с Батоном были невозмутимы. Они отвлеклись от происходящего, крепко соображая, что ещё сделать, о чём спросить, может, им не всё говорят, может, стоит надавить, постращать?

Затуманенным взглядом посмотрел Калач на Батона. Тот всё понял. Калач неоднократно смотрел на него подобным образом, и всегда последствия были одинаковыми.

Батон устремился вперёд и схватил за грудки Олега, поднимая его со стула. От неожиданности Олег взвизгнул и захлебнулся воздухом, за краткий миг убывшим из его плоской грудной клетки. Олёг обмяк в руках Батона – повис бездушным кулём.

Батон встряхнул его, стараясь привести в чувства, чтобы он стоял на ногах, а не утомлял его мышцы, которые нужны Батону не для удержания хлипкого бедолаги, а для его хорошей встряски, ради острастки, чтобы тот рассказал даже то, о чём не догадывается.

– Что ты делаешь, отпусти его, не смей! – закричала Лариса и попыталась отнять руки Батона от одежды Олега.

Тамаз подался вперёд.

Калач, по-прежнему сидя на стуле, приподнял тяжеленную булаву и громко стукнул ею об стол, так, что по кухне прокатилось эхо, и задрожали чашки, расставленные в сушилке.

Лариса и Тамаз вздрогнули и отступили, а бедный Олег окончательно обмяк.

Батон встряхнул его, как бычок, поймавший на рога тореадора. Сдобная физиономия Батона заколыхалась перед глазами Олега, при этом носы у них едва не соприкасались.

– Так что, щенок, что ты ещё скажешь? – кричал Батон. – Я знаю, что ты говоришь не всё. Говори, говори всё, что знаешь. Понял? А то я вышибу из тебя последний дух! – И спокойно добавил: – Я это хорошо умею, поверь мне, мальчик.

– Поверьте ему, – сказал Калач, изображая скуку.