Сигма посмотрела на Эвелину.

– Ну ударьте меня еще.

– Надо будет – ударю.

– Не сомневаюсь, – процедила сквозь зубы Сигма.

Ожог продолжал распространяться, уходил вглубь, боль становилась все сильнее. Сигма откинулась на подушку. Итак, Эвелине очень нужны ее воспоминания. Настолько, что она готова бить и причинять боль. Вопрос в том, насколько Сигме нужны эти воспоминания. Есть ли смысл терпеть боль? Это не противостояние между ней и Эвелиной. Понятно ведь, что тогда, в парке, она сделала что-то, чего не надо было делать. И теперь учителя и кураторы пытаются что-то выяснить. Но что?

– Что вы хотите узнать? – тихо спросила Сигма. – Может быть, я сама вам расскажу?

– Я хочу узнать, как ты впервые попала на ту поляну в Закрытом саду, где находятся скульптуры… и предмет, с которым ты взаимодействовала.

Сигма слабо улыбнулась помимо воли. Кураторы даже не договорились между собой, как называть эти часы – то устройство, то предмет… Видимо, на самом деле это что-то совсем другое. Что-то, чье настоящее название скажет ей слишком многое. Что ни говори, а приятно себя чувствовать такой умной и такой значимой. Особенно когда тебя пару месяцев назад едва не исключили за неуспеваемость.

– Мы слишком рано закончили практикум с Айном, и Стефан нас отпустил. Айн показал мне Закрытый сад.

– Айн? – с недоверием переспросила Констанция. – Он же терпеть не может все эти бесцельные прогулки.

– Стефан сказал ему показать, Айн отвел меня в сад, открыл ворота и сразу же ушел.

– И что было дальше?

– А дальше я увидела, что Закрытый сад очень похож на Академический парк в нашем филиале. И отправилась гулять знакомыми дорожками.

Эвелина покачала головой.

– Так дело не пойдет, Сигма. Мне нужен доступ к этому воспоминанию.

– Нет, – сказала Сигма раньше, чем успела подумать.

Она подняла руку на уровень глаз и посмотрела на ожог. Наверное, с ним надо что-то делать, пока дело не дошло до обугливания костей? Интересно, высшие умеют регенерировать конечности?

– Но почему? – мягко спросила Эвелина, делая вид, что не замечает, куда смотрит Сигма. – Мы с тобой не очень хорошо ладим. Но сейчас мы говорим не о наших отношениях. У тебя может быть информация, которая нужна всем нам, от которой зависит безопасность обоих филиалов. И ты из каких-то своих юношеских обид готова утаить информацию, лишь бы насолить мне?

– А вы из-за каких-то своих кураторских обид готовы меня калечить, лишь бы добыть эту информацию? – спросила Сигма, повторяя интонации Эвелины. – А если я не соглашусь, что будет дальше? Вы меня убьете?

Сигма с интересом смотрела на Эвелину. Теория коммуникаций хороша тем, что ее можно использовать не только для того, чтобы налаживать коммуникации, но и для того, чтобы не дать им возникнуть. Превратить реку в каньон до того, как по воде успели навести понтоны.

– Я могу тебя исключить из Академии.

Сигма посмотрела на Эвелину. Красивая девушка. Не роковая страстная красавица, как Констанция. А юная, с нежной кожей и открытым взглядом, как будто она ничего не знает о жизни. Вот в чем между ними разница. В ролях. Но суть у них одна и та же. Почему она отказывается впустить в свою память Эвелину?

«Никто тебя не исключит, не выдумывай», – вспомнила вдруг Сигма голос Мурасаки. И его улыбку. Вот в чем дело. Эвелина хотела быть как Мурасаки – другом, партнером. Но она не умела. А он умел. Как бы его увидеть еще раз? И вдруг Сигма поняла. Какая же она дура! Почему она не догадалась раньше? Вернуться домой, купить билет, прилететь и просто прийти в студенческий городок. Внутрь ее не пустят, но к воротам Мурасаки позовут. Как же все просто! И если для этого надо, чтобы ее исключили из Академии, – пусть!

– Исключайте, – сказала Сигма и закрыла глаза.

Конечно, то, что она сейчас творит, – это глупость чистейшей воды. Так делать нельзя. Нельзя жертвовать своей жизнью, своим будущим ради того, чтобы опять увидеться с Мурасаки. Тем более, если ее отчислят… кем она будет для него? Девочкой, которую можно пожалеть и пойти дальше? Они больше не смогут разговаривать на равных. Он станет Высшим, а она останется обычным человеком. Но… Она слишком устала от всего этого. От постоянного голода, от непонятных требований Эвелины и правил, о которых Сигма ничего не знала до тех пор, пока ей не говорили, что она их нарушила… А теперь еще и от того, что ей обжигают руки. И может быть, дело дойдет до того, что Эвелина начнет ломать ей пальцы, почему бы и нет? Разобьет голову, выколет глаза. Принципиальной разницы между тем, что она уже сделала, и тем, что предположила Сигма, нет никакой.

Сигма села на постели, сняла браслет со здоровой руки и протянула Эвелине.

– Исключайте. Я не впущу вас в свою память. Никогда и ни за что.

Эвелина взяла браслет, бросила на Сигму яростный взгляд, но сказать – ничего не сказала. Поднялась и вышла. Сигма услышала, как мягко вздохнула дверь. Вакуумный замок. Теперь она точно в тюрьме. Ну и ладно. Она нашарила у кровати кнопку вызова персонала и нажала на нее. Замок замком, тюрьма тюрьмой, но с ожогом что-то надо делать. Если только Эвелина не распорядилась оставить его как есть. Но Сигма надеялась, что Эвелина не настолько… сообразительная. И не ошиблась.