— И? — Кир склонил голову к плечу, сощурился, ожидая ответ.

— И я постараюсь поговорить с ним в ближайшее время, — завершила фразу поспешно.

Никольский нахмурился.

— Ты мне это уже говорила, Мира. Скажи, как мне реагировать, если мой собственный ребёнок говорит мне… такое?

— Ты отец без году неделя, Кирилл, и тебе не понять…

— Вот как, значит? — он окатил меня холодным взглядом. Впрочем, едва ли его голос звучал теплее. — Я ведь не прошу у тебя ничего сверхестественного.

Я и моргнуть не успела, как Кирилл в два счета оказался непозволительно близко ко мне. Я почувствовала его дыхание и свежий запах парфюма.

Притеснил к стене.

Склонился надо мной, установил зрительный контакт и вкрадчиво сказал:

— Я хочу только того, что мне дозволено законом. Я хочу, чтобы мой сын называл меня отцом, я хочу, чтобы вы жили с ним в безопасности.

Я сжала зубы и ладонями попыталась оттолкнуть его. Подобная близость… начала напрягать.

— Отойди…

Он будто бы меня не слышал. Смотрел на меня пробирающим до костей взглядом и потом вдруг спросил:

— Чего тебе не хватает, Мира? Что мне сделать, чтобы ты перестала убегать?

Кир словно бы задал этот вопрос в пустоту, но у меня был на него ответ:

— Как раз все наоборот. Тебя стало слишком много, Кирилл. Ты явился из ниоткуда и теперь влезаешь в нашу с Марком размеренную жизнь.

После этих слов на языке стало горько. Я снова попыталась его оттолкнуть, но Никольский отошел сам. На шаг, но этого было достаточно, чтобы я выскользнула из западни и отошла от него.

Кирилл со злой усмешкой наблюдал за мной.

— Я явился из ниоткуда, потому что ты забыла сообщить, что родила от меня ребенка, Мира. Ребенок - это не какая-то безделушка, в конце концов не котенок и не собачка!

— Я вычеркнула тебя из своей жизни, — я сложила руки на груди.

— Хорошо, — припечатал Кир. — Я готов с этим смириться. Но из жизни Марка ты не можешь меня вычеркнуть.

Он развернулся и быстрым шагом покинул спальню.

Я осталась - с громко стучащим сердцем и головой, в которой мыслей стало в разы больше, и теперь она напоминала мне переполненный чугунный горшок.

Устало сев снова на кровать, я слушала, как Кирилл попрощался с сыном, Лесей и бабулей и ушел. Но проводить его не вышла - посчитала, что это будет слишком… Ещё чуть-чуть, и я буду не только его провожать, но и встречать!

Выходные прошли быстро. Кирилл писал, просил фотографии сына, даже пару раз общался по видео, но в гости не напрашивался. Видимо, был занят. Чем-то или кем-то… Хотя это не должно меня касаться.

И все меня устраивало…

Только один момент разозлил. Он внезапно перечислил мне очень крупную сумму. Получив уведомление от банка, я сразу же написала Кириллу сообщение:

“Как это понимать?”

У меня даже руки мелко задрожали от переживаний, и смартфон чуть ли не выскользнул из пальцев.

Я не отрывала взгляда от экрана, пока не пришел ответ.

Понимай как алименты. Распоряжайся как посчитаешь нужным. И не смей переводить обратно. Я разозлюсь.

Легко ему писать - не пересылать обратно! Ведь я попыталась это сделать, каюсь. Но только набрала все эти нули в окошко перевода, как поняла, что лимита переводов мне не хватит вот совсем… потому что комиссия за перевод показывалась огромная. Больше, чем моя зарплата!

Рука не поднялась нажать на “отправить”.

В итоге я ещё немного негодовала, но потом успокоилась. Пусть лежат, не у себя же храню, а в банке, с меня не убудет. В конце концов, останется Марку на учебу.

Видимо, гордость перекрывается жадностью. Мне совершенно не хотелось радовать банк жирной комиссией, на которую мы могли бы жить несколько месяцев.

А бабушка, едва узнала об “алиментах” и моей попытке вернуть деньги, снова пошла пить успокаивающие капли.

— Да что ж такое, Мирусь, — вздыхала она, когда я ей закончила мерять давление. — Такой парень вежливый, красивый и обходительный. Почему ты до сих пор с ним не общалась? Ради Марка-то! Может, обидел, но это ведь от большой глупости наверняка!

Ну да, от глупости обманывал меня и давал ложные надежды, от глупости перед всеми одноклассниками опозорил. Если бы все поступки можно было оправдать глупостью, то мир погряз бы в преступлениях.

Я простила его за это, но было ведь ещё кое-что… то, что я вспоминаю до сих пор. Это воспоминание еще болит во мне.

Первые роды самые тяжелые. Об этом я читала, потом мне это говорили врачи… Но на практике все оказалось куда хуже.

У меня мысли путались от шпарящих один за другим схваток. Но раскрытие при этом было очень медленное.