Вскоре мы подъехали к нашему дому. Я сообщила Кириллу, что Марк пойдет наверх с Лесей, а я останусь с ним пообщаться. Он приподнял бровь, но ничего не сказал. Выйдя из машины, он расстегнул ремни и вытащил Марка.

На улице они очень долго прощались.

— А ты завтра придешь? — спросил Марк с надеждой, глядя на отца большими глазами.

— Приду, — улыбнулся Кирилл.

— И послезавтра?

— Конечно.

— И после-после?

— И после-после приду.

— Отлично! — подытожил сын и поделился с ним своим коварным планом: — А потом я маму уговорю, и ты останешься с нами. Мама точно согласится - она не любит, когда я расстроен, а я буду очень расстраиваться без тебя, потому что... буду скучать, папа.

Кирилл порывисто прижал Марка к себе, обнимая крепко-крепко. В этот момент в его глазах промелькнула такая нежность, что у меня по коже пошли мурашки, а в груди что-то защемило. Я отвернулась, стараясь скрыть слезы, которые начали жечь глаза.

Что-то я стала слишком сентиментальной… Хотя, может, все дело в том, что это внутри меня радуется маленькая девочка, которую так никогда не обнимал папа? Не знаю, но в этот момент мне хотелось улыбаться и плакать одновременно.

— Идем уже, болтун, — позвала Олеся, подходя ближе и кутаясь в шарф. — А то я тут совсем замерзну.

— Иду-иду. Ты такая грустная, потому что я тебя не обнял? — Марк отпустил отца и подбежал к тёте, прижался к ней.

— Все, теперь я добрая, — рассмеялась Леся.

Взявшись за руки, они вскоре скрылись за дверями подъезда. Мы остались на улице. Вокруг то и дело проходили люди, да и ветер швырял в лицо холодные дождевые капли. Не самое лучшее место для разговора - это осознал и Кир.

Кирилл открыл переднюю пассажирскую дверь своей машины.

— Садись, снова начинается дождь, — сказал он спокойно.

Я послушно забралась в салон. Тепло внутри автомобиля сразу окутало меня, контрастируя с прохладой улицы. Звук дождя, стучащего по крыше, создавал уютную атмосферу, но напряжение между нами было почти осязаемым. Чиркни спичкой - и вспыхнет пламя.

Никольский сел на водительское место, закрыл за собой дверцу.

— Что тебе сказал мой отец? — спросил без церемоний Кирилл, пристально вглядываясь в мое лицо.

— Да ничего особенного, — ответила я, стараясь говорить безразличным тоном. Иначе я бы шипела не хуже змеи. — Только то, чтобы я сильно не обольщалась и не строила на твой счет планы. Впрочем, я чего-то такого и ожидала.

— Хм. Несвойственный отцу ход, — признал он, нахмурившись.

— Несвойственный? — взорвалась я, повернувшись к нему. — Твой отец незаконно забрал моего сына!

— Нашего сына, Мира, — поправил Кирилл.

— Да какая разница! — громко воскликнула я, взмахнув руками. — А если бы Марик пострадал?

— Уверен, что отец никогда не стал бы и не станет вредить ни тебе, ни Марку. Максимум - это попытки манипулировать.

Прямо так... по-семейному звучит.

— Прелесть, — фыркнула я, скрестив руки на груди. — И по-твоему, это должно меня успокоить? Ну да, подумаешь, что я поседела раньше времени... Зато твой отец наманипулировался!

— Эта ситуация больше не повторится, Мира. Я с ним поговорю.

— Уж постарайся, — бросила я, отвернувшись к окну.

Дождь за стеклом усилился, улицы расплывались в водянистой пелене. Фонари светили размытыми пятнами, создавая ощущение оторванности от реальности. Я чувствовала себя выжатой, как лимон. Этот день полностью истощил меня, и даже уже не хотелось скандалить. А я собиралась делать именно это, когда осталась поговорить с Киром наедине.

— Мира, — позвал меня Кирилл, нарушив напряженную паузу.

Я подняла голову и посмотрела на него. В его глазах отражалось что-то непонятное - смесь решимости и сомнения.

Он начал холодным тоном:

— Не смей мне ставить условия, иначе это ничем хорошим не кончится.

— Я? Тебе? Когда? — спросила я, искренне удивившись.

— Я про твой пассаж, что могу забыть про встречи с сыном. Спишу это на твое волнение, но впредь подобное не позволяй.

Я усмехнулась, покачав головой.

— Яблоко от яблоньки, как говорится. Говоришь почти словами своего отца. Видимо, всё будет точно по его сценарию. Ты наиграешься в семью и уйдешь... А я снова останусь одна. Но теперь не только у меня будет разбито сердце.

Никольский вдруг мягко рассмеялся, но в этом смехе не было веселья.

— Воинственная Мира, — он произнес это как-то… с восхищением. — Ты так сильно изменилась... Нет, вроде всё та же - нежная, хрупкая и ранимая, но в тебе сейчас столько силы и упорства, что есть не у каждого мужчины.

Я снова усмехнулась, но на этот раз грустно. Я же чувствовала себя абсолютно обессиленной. Не было даже энергии встать и выйти из теплого салона авто. Запах его парфюма смешивался с ароматом дождя, проникающим через приоткрытое окно, и как-то странно начал убаюкивать.