— Очень, ваша светлость, — отвечаю я.

— Ты была очень отзывчива.

— Да, ваша светлость.

Он подходит к краю кровати и опускается на одно колено, обхватывая меня руками, чтобы взять обе груди. Ласкать оба соска. Они чувствительные и немного побаливают, но в хорошем смысле этого слова. Я знаю, что это сделает любое прикосновение, которое он сочтет нужным, еще более восхитительным. Я дрожу от его прикосновений.

— Приятно?

— Да, ваша светлость.

— Чертовски красиво, — бормочет он. Он отпускает мою грудь и снова встает. Если я наклоняю голову, то увижу его ноги у себя между бедер. Он стоит прямо позади меня и смотрит на мою обнаженную киску.

— Раздвинь ноги еще шире, — приказывает он.

Я быстро раздвигаю колени. Мои ноги все еще дрожат после оргазма и от того, что я стою в таком положении.

— Сестра Белина, — говорит он низким и зловещим голосом, — вы не представляете, как долго я ждал встречи с вами. Они так много рассказывали мне о вас. О вашей удивительной красоте, а также о готовности дарить и получать удовольствие. И я слышал, что днем, когда священники видят вас на мессе, вы скромны и целомудренны. Это идеальное прикрытие.

Он подается вперед, кровать принимает на себя его вес, и проводит пальцем по моему входу, и каждая клеточка моего тела пульсирует.

— Ебать, эта киска еще красивее и ненасытнее, чем я надеялся. — он раздвигает половые губы и проводит рукой по каждой моей ягодице, обнажая каждую дырочку и каждую интимную складочку для своего удовольствия.

Господи. Мое тело уже забыло о своих двух оргазмах, потому что то, как этот мужчина осматривает меня, прикасается ко мне и хвалит меня, а также сила, доминирование, присущие всему, что он говорит и делает, уже заставляют мое тело плакать по нему. Я наслаждаюсь восхитительным стыдом, уязвимостью от того, что нахожусь в таком положении рядом с ним. Он может унижать меня. Дразнить. Испытывать. Мне все равно.

Он человек, который получает все, что хочет, но ему не придется бороться со мной ни за что на свете. Я хочу отдать ему все добровольно.

Затем его язык оказывается на моей промежности, в то время как он продолжает держать меня широко раскрытой для себя, экспериментально проводя по моему клитору, прочерчивая решительную линию по моим складочкам, проникая глубоко в мою киску и, наконец, что самое постыдное, исследуя и дразня вход в мою сморщенную дырочку.

Я ничего не могу с собой поделать. Вздрагиваю и пытаюсь отстраниться, но его руки удерживают меня за бедра.

— Не сопротивляйся, — говорит он, и его дыхание, теплое и соблазнительное, касается моей плоти. — Я видел, как тебе, блядь, нравилось, когда вибратор был у тебя в заднице. Не забывай, я видел, как сильно это заставило тебя кончить.

Он снова лижет меня там, и я заставляю себя отдаться этому ощущению, потому что он прав. Так и было.

— Сегодня ночью все твои дырочки принадлежат мне, — говорит он. — Помни об этом. Я собираюсь трахнуть только эту, — он снова вводит длинный палец в мою киску, — но ты здесь для моего удовольствия. Понятно? Я давно хотел тебя, Белина. А я всегда получаю то, что хочу.

Это сила в его голосе. Эта суровость. Несгибаемая воля, которая так привлекательна, так очевидна за милю. И прямо сейчас я нахожусь наедине с этим мужчиной в комнате, и он может делать со мной все, что ему заблагорассудится. Мысль о том, что я отдамся в его умелые, требовательные руки, наполняет меня такой гордостью, радостью и наслаждением, что я едва могу сдерживаться.

— Я понимаю, ваша светлость, — говорю я, и мой голос кажется мне хриплым. Нуждающимся. Отчаянным. — Пожалуйста, делай со мной, что хочешь.

Он резко вдыхает и вводит свой палец внутрь меня, прежде чем вытащить его.

— Блядь, — говорит он. — Такая чертовски влажная для меня. Повернись, всего на минутку. Я хочу, чтобы ты посмотрела на меня.

Я переворачиваюсь на кровати и сажусь лицом к нему. На него так приятно смотреть. Он — настоящее наслаждение для глаз. Караваджо. Шедевр, на который я могла бы смотреть весь день напролет.

— Откинься на локти, — приказывает он. — Колени немного приподними, и пусть они будут раздвинуты.

Я делаю это, осознавая, что, должно быть, являю собой картину покорности, искушения: мои волосы выбились из-под его рук и рассыпались по плечам, моя грудь выставлена на обозрение, а мое лоно набухло и открыто для него.

Пожалуйста, позволь ему трахнуть меня жестко. Пожалуйста, позволь ему трахнуть меня жестко.

— Хорошо, — говорит он. Не сводя с меня глаз, он снимает воротничок и расстегивает рубашку. Видна упругая загорелая кожа. Когда он стягивает рубашку, я могу насладиться скульптурным совершенством его груди. Его руками. Его животом. Дорожка темных волос ведет к его члену, уже твердому и снова текущему. Я смотрю на это со смесью возбуждения и трепета.