Клянусь богом, я мог бы научить её гораздо большему, чем она когда-либо могла мечтать о способностях своего тела, всего лишь с помощью своих рук, рта и члена.

Мы возвращаемся домой в относительной тишине.

Думаю, я сломал ей мозг.

Спокойно прощаюсь с ней, обещаю связать с Джен и захлопываю за собой дверь. В ту секунду, когда остаюсь один, я стягиваю футболку через голову, снимаю спортивные штаны и сжимаю свой член так сильно, как только возможно.

И пока я продолжаю яростно кончать в мягкий хлопок своей футболки, представляя, что это изящная рука Белины Скотт обхватывает мой член, а не моя собственная, я повторяю эти слова про себя.

Она девственница.

Она девственница.

Она, пиздец как благородная, нетронутая, сладкая как грех девственница.

Оставь ее в покое.

Откидываю голову назад, прижимаясь к двери. Слова в голове настолько укоренились, что приходят легко.

Прости меня, Отец, ибо я согрешил.

Я уже согрешил против этой девушки столькими способами, что даже не могу начать их перечислять.

ГЛАВА 8

Белль

Если это пространство блестит, то коллега Рейфа, Женевьева, сверкает ещё ярче. Мы в красивой белоснежной комнате исторического здания в Мэйфейре, полном витражных окон и скульптурных лестниц. Эти ребята выбрали подход, мало отличающийся от того, к которому прибегала дома мама: сохраняйте простоту и позвольте эффектным оригинальным элементам петь.

Как, например, тщательно отполированный деревянный пол. Или мраморный камин, который, несомненно является работой Роберта Адама. Или роскошные лепнины, которые обрамляют потолки и подчеркивают стены.

Мебель, однако, смелее, чем дома. Дымчатые велюровые диваны на огромном монохромном ковре. Многогранный буфет шоколадного цвета, покрытый блестящим лаком. И единственный намек на то, что я нахожусь не в дорогом кабинете косметолога, а в секс-клубе — скульптура, напоминающая вульву, выполненная из розового оникса и освещенная снизу.

Женевьева, кажется, примерно одного возраста с Рейфом, блондинка с дорогим видом. На ней черная сорочка сложного, но потрясающего покроя, в которой я узнаю работу Роксандо, и, возможно, у нее лучшие ноги, которые я когда-либо видела, доведенные до совершенства на заоблачно высоких каблуках.

Она безупречна, а ее улыбка теплая и достигает глаз. Когда она ставит передо мной заказанный латте с овсяным молоком, и подходит, чтобы сесть рядом со мной на диван, я выдыхаю.

А затем вдыхаю чуть сильнее, чем нужно — она пахнет потрясающе.

Мне определенно комфортнее с ней, чем с Рейфом.

Помогает то, что я ее не знаю, она меня не привлекает, и у меня не было никаких неуместных фантазий о ней, когда я прикасалась к неприемлемым частям своего тела.

Несмотря на это, я рада, что на мне собственные доспехи. Сегодняшний образ — темно-синее платье-футляр без рукавов от Виктории Бекхэм. Это говорит о том, что я взрослая, а не какая-то неуклюжая девственница. Я знаю свою силу и сама принимаю решения.

Или что-то в этом роде, во всяком случае.

Надеюсь.

Женевьева пододвигает ко мне разблокированный iPad и похлопывает по нему.

— Я оставлю это тебе, когда мы закончим наш диалог. Боюсь, анкета длинная. Но я настоятельно рекомендую тебе отвечать так откровенно, как сможешь. Твои ответы будут иметь большое значение для составления программы и обеспечения того, чтобы ты получила максимальное удовольствие.

Я киваю и бросаю на устройство настороженный косой взгляд.

— Хорошо.

— Итак. — она наклоняется вперед, чтобы добавить немного молока в свой кофе, и я чувствую благодарность за перерыв в зрительном контакте. — Почему бы тебе для начала не рассказать мне немного о своем воспитании и сексуальной истории или о любой личной информации, которая, как ты считаешь, может иметь отношение к делу, и мы начнем с этого?

Я делаю глубокий вдох. Бедная женщина понятия не имеет, о чем спрашивает. Моя сексуальная история будет до смущения краткой, но я могла бы часами разглагольствовать о том, сколько у меня багажа. Гораздо дольше, чем мне позволит мой обеденный перерыв.

— Я выросла в католической семье, — говорю я. — Я не только ходила в монастырскую школу, но и с одиннадцати лет училась в монастырской школе-пансионате. Мои родители действительно католики. Они ходят на мессу не только по воскресеньям — отец посещает каждый день. И он не разрешает нам жертвовать деньги никаким благотворительным организациям, которые поставляют контрацептивы, даже в странах Третьего мира. — Я разочарованно выдыхаю и стряхиваю микроскопическую белую пушинку с юбки своего платья. — Они абсолютно закоренелые.