– Знаешь, что, дядь? – сказал он. – Только одно меня радует.

– Что?

– Теперь меня комиссуют и отправят домой. Наконец-то, я уберусь с этой проклятой планеты. Нога – чёрт с ней.

– Ненадолго, - вдруг оживился солдат-медик, что сидел рядом.

Мы с трубачом воззрились на него.

– Два месяца назад я лишился обеих рук и поломал ключицу. И что? Отправили домой, там быстренько вырастили новые и вернули обратно на службу.

Он кивнул и вернулся к чистке ногтей, как ни в чём не бывало.

Трубач медленно отпустил мой скафандр, опустил руку вдоль тела и закрыл глаза. Я распрямился и сидел молча, тупо уставившись на медика. Ну, зачем ты так?

Чуть погодя, губы трубача расплылись в улыбке, и его начал трясти беззвучный нервный смех. Не открывая глаз, он так и лежал, слегка подрагивая от смеха, а его ладони постоянно сжимались и разжимались.

Спустя полчаса мы все выгрузились из медфлаера. Летели долго, кружным путём, а почему – мне, естественно, никто не сказал; очевидно, были какие-то проблемы.

Базу толком рассмотреть не удалось.

База правда находится под землёй, как и говорил трубач. Всё произошло быстро: солдаты, что летели с нами, побежали исполнять свой долг перед родиной, медработники захватили трубача и потащили его на каталке в неведомые дали, а ко мне приставили двух крепышей, которые сковали мне руки железными наручниками и отвели в камеру, где в данный момент я благополучно отдыхал от всех пережитых волнений.

Но волнения мои не кончились! Они, судя по всему, только начинаются. Местные вояки не такие простачки, какими могут показаться на первый взгляд; они очень недоверчиво отнеслись ко мне, даже несмотря на все увещевания со стороны трубача, мол, «это свой», мол, «он меня спас», мол, «сражались вместе»… Всё это не подействовало на офицерский состав. Я чужак, и должен пройти тщательную проверку.

Крепыши отвели меня на нижний ярус, затолкали в изолятор, раздели догола, осмотрели, заглядывая во все без исключения «злачные места», потом – очевидно, не совсем доверяя визуальному осмотру – втолкнули в какую-то белую коробку, где меня просветили рентгеном, после чего вывели, кинули мне в руки какую-то одежду, отвели в коридор и затолкали в камеру. Железная решётка опустилась вниз, отсекая меня от всего свободного мира.

Крепыши ушли, оставив меня в покое.

Твою чёртову дивизию! Я снова в тюряге!.. Это же надо, а! Влип по самое не хочу! Опять!

И что со мной теперь будет? Даже гадать не хотелось. Да и мысли путались в голове, как клубок змей: всё копошатся и копошатся, ползают туда-сюда, и всё без толку. Я не мог сосредоточиться ни на чём; произошедшие события выбили меня из колеи напрочь.

Настроение – хуже некуда.

Камера… Опять камера! Жёсткая кровать, пустое ведро с крышкой в углу, миска с водой… и стены. Стены, стены, стены! Будь они прокляты эти стены!

Я на виду: вместо одной из стен – железная решётка, за ней узкий коридор. Напротив камер нет, камеры только по одну сторону коридора. Сидел я на койке и слышал копошение охранника. За всё то время, что я здесь просидел, он прошёлся по коридору два раза, при этом тщательно осматривал меня, словно экспонат в музее. Экспонат… да, я экспонат, господин охранник, а экспонаты нельзя трогать руками! Я-то знал этих охранников! Были в нашей тюряге выходцы с Киппа! Одни из самых паскудных пупкарей[1]! Завалятся ночью, когда все спят, в камеру, выберут жертву и уволокут куда-то; а потом, спустя часик, вкинут измождённое тело обратно в камеру, и понимай, как хочешь. За что? Почему? Да просто, захотелось, что тут думать! Показать своё превосходство!

Ну… надеюсь, что в этой тюрьме всё не так. Это же всё-таки фронт. Хотя, о чём это я? Как раз на фронте может произойти, что угодно! Это война! А я – чужак, прилетевший сюда чёрте откуда. Что я здесь делаю? Зачем прилетел? Кто я такой? Что хотел вынюхать? Все эти вопросы мне вскоре зададут, и, если им что-нибудь не понравится, я могу в самое ближайшее время сыграть роль той самой жертвы. Ох… не хотелось бы… Но от меня ничего не зависело.

Сидел я, прислонившись спиной к холодной стенке. Странно, почему она холодная, планета-то вся раскалена, как сковородка, особенно её недра…

Надо собрать мысли в кучу и не думать о плохом. Мысли собирались, но весьма неохотно; всё время прыгали с темы на тему; сосредоточиться не получалось. А надо! У меня есть небольшая передышка, за время которой я просто обязан придумать себе хорошую легенду, иначе мне кранты.

Я сказал трубачу, что я агент Элкапирро. Насколько я понимаю, теперь мне нужно играть именно по такому сценарию, иначе можно попасть впросак. Трубача явно тоже будут спрашивать насчёт меня; это нельзя упускать из виду. А раз я сказал трубачу, что я агент Элкапирро, значит, чтобы не было расхождений в наших показаниях, я должен говорить именно это. Так… чем мне это грозит? Если я в их глазах буду агентом человека, который возглавлял их основную политическую партию, то… то, может быть, всё пройдёт гладко. Но! Но есть вариант, что мне устроят глубокую проверку. Могут организовать очную ставку. Очная ставка кого с кем? С одной стороны я, а с другой? Трубач? Кстати, теперь я знаю его имя. Зовут его Крудфрид Исптаппиг. Ну и имя! Язык сломаешь. У киппонов бывают имена и полегче, но трубач… то есть Крудфрид, очевидно, из южан, а южане, как мне известно, славятся своими корявыми именами и таким же корявым трудновыговариваемым наречием. Так, что: Крудфрид Исптаппиг! Приятно познакомиться, дядька трубач! А узнал я его имя, когда медики укладывали его на каталку: один спросил его имя и номер; тот солдатик, что летел с нами, назвал имя; я в это время находился рядом и приложил все усилия своего уставшего мозга, чтобы запомнить этот взрывной набор букв. Запомнил. Значит, ещё не доконала меня война полностью!

Теперь стоит подумать о глубокой проверке. Что такое глубокая проверка? Очная ставка – понятно, но есть и другое. И это другое меня очень беспокоило. Они могут послать запрос на Кипп. Ответ придёт скоро, возможно, если они послали такой запрос уже сейчас, то ответ будет через часа два. Сообщение передаётся по информационному гиперканалу; переброска файлов происходит практически мгновенно; всё остальное время требуется лишь для подготовки послания и принятия его адресатом.

Единственное, что может меня спасти от глубокой проверки – нарушение работы гиперканала. Здесь возможны варианты: или гиперканал будет захвачен противником, или повреждены точки входа/выхода, или диверсия – что тоже очень возможно, или, в конце концов, поражение киппонов по всем фронтам одновременно, и, как следствие – прекращение всех передач и какой угодно деятельности проигравшей стороны. Вот такие дела. Но, по всей видимости, на последний пункт надежды мало, – для этого союзным войскам Ливекса-Сико нужно одержать безоговорочную победу, хотя бы в этом секторе, и установить своё влияние на соседние звёздные системы, препятствуя тем самым влиянию Киппа на них.