Не знаю как, но мы долетели! Тот самый вулкан, над которым тогда завис виман, уже был под нами.

Трубач мычал что-то себе под нос. Живой. Держится хорошо. Наверное, помогает то, что я ему вколол. Ну и пусть, главное, что помогает.

Посадка прошла успешно; была указана специальная площадка, свободная от мин.

Сели. Я деактивировал двигатели. Истребитель ухнул, словно раненый зверь, и застыл. Трап откинулся без гидравлики – просто упал на землю. Я понял, он уже закрыться не сможет, нужен ремонт.

Всё. Нужно выходить. На экране увидел флаер; он направил на нас все свои длинные пушки и застыл в ожидании. Где-то высоко, словно сокол, кружился наш знакомый лётчик – охраняет. Хорошо.

Я обернулся к трубачу. Он покосился на меня своими невинно-осоловелыми глазками. О Создатель! А зрачки-то расширены аж до немогу! Как дьявол какой-то, а не трубач! С чёрными глазами! Его глаза, как две чёрные дыры в космосе!

– Ну, что, пошли, - сказал я.

– Куда?

– На выход.

Я потянулся к нему. Надо его поднять и протащить к выходу. Неужели мне никто не поможет из медперсонала? Скорее всего, нет; тащить мне его придётся одному. Обнял его, как родного. Он издал странный звук, похожий на пение. Что… он поёт? Поёт?! Серьёзно?! Вот это его вштырило!

– Раски-инься вселе-енная до-о бесконе-ечности…

– Прекрати выть!

– На-на-на… Ай! Больно, аккуратней, дядька! А-а-а… Раскинулась… И-и-и… Выхо-одят в просто-оры сыныы-ы-ы киппо-онские… Чтоб… Ай! Больно, дурак! Осторожно! Чтоб в ве-ечность войти-и и оста-авить там сле-ед!..

– Вот тебя штырит, а! Что я в тебя вколол?

Он выл свою песню, а я надрывался – волочил его к выходу. В мыслях отметил, что воет он, оказываться, не абы что, а самый настоящий киппонский гимн! Во как! А трубач-то патриот! Ну ладно, пусть поёт.

Я продолжал тащить.

И вот, наконец-то, выход. Я волочил трубача по трапу из последних сил. Тут же из флаера выскочили солдаты, наставив на нас свои винтовки. Да, свои мы, свои! Флаер тоже окрысился вооружением. Выжидает.

Трап флаера открыт. Продолжаю тащить. Ну, поможет мне кто-нибудь или нет?! Время дорого!

Очевидно, кто-то подумал о времени также, как и я, потому что выскочил солдатик мне на помощь. Подхватил трубача. Ну, конечно, вдвоём тащить легче и быстрее.

А трубач распинался своей песней на всю округу. Некоторые из солдат не смогли сдержать улыбок.

И как только раненый был затащен на борт флаера, трап тут же закрылся, и мы полетели.

Всё, трубач на койке! Я свалился на первое попавшееся сиденье без сил…

Солдаты куда-то скрылись. Остался один из медперсонала, который тут же разрезал скафандр трубача, оголил ему руку и бесцеремонно вонзил в вену капельницу.

– Несколько секунд, и ему станет лучше, - сказал он мне.

– А что с ним? Мне показалось, что у него заражение, наверное, от когтя гниды. Он был весь распухший.

– Сейчас, диагностика закончится. Секунду. Ага, вот. Ну да. Отрава гниды в крови.

– Это сильно опасно?

– Нет. Антибиотик справляется за пару часов. Вот с ногой потруднее, конечно.

Он размотал мой импровизированный жгут, отодрал песчаную подушку… Раненый, даже несмотря на то, что был под дозой, завыл от боли.

– Терпи, наркоша! – съехидничал солдат, продолжая свои манипуляции. – Сейчас всю дурь из твоего организма вымоем вместе с гнидовой заразой, и заправим тебя нормальным обезболивающим. Пять минут.

– А нам лететь сколько? – спросил я.

– Минут двадцать. Залетели вы хрен знает куда! У вас же были координаты, а вы попёрлись!..

– Да-да, это я виноват. Не проследил за автопилотом.

– Тоже мне, лётчик!

– Согласен…

Солдат ещё немного поколдовал над пациентом, а потом сел и принялся чистить свои грязные ногти скальпелем.

***

Трубач лежал на койке ногами к выходу. Рядом сидел солдат из медперсонала, занятый тщательной чисткой своих грязных ногтей. Оторванную ногу трубача так и не удалось найти, – на поиски не было времени. Рана была туго затянута латексным бинтом, а чуть повыше – жгут, чтобы приостановить кровотечение. Летели мы в сравнительной тишине, только слышно, как попискивают приборы и изредка переговаривается пилот с базой.

Трубач лежал с закрытыми глазами. Я постоянно проверял, дышит ли… Дышит. Размеренно и глубоко. Это хорошо. Ничего. Выживет. Главное, что живой.

И тут он открыл глаза.

– Ну как ты? – тут же наклонился я к нему.

– Хреново, дядька. Калека теперь, видишь. Болит, пульсирует. А! – Он отмахнулся и уставился в потолок.

Скорее всего, действие наркотика кончилось. Теперь это прежний, нормальный трубач, какой был раньше.

Так лежал он некоторое время, но вдруг резко повернулся ко мне, протянул руку, схватил меня за скафандр пониже подбородка и притянул к себе. Моего лица коснулось его горячее дыхание.