– А что? – повернулся Макс к нашей пассажирке. – Марина, ты ведь не против?

Я смотрел на Марину в зеркало. Она подняла глаза на Макса, и их взгляды встретились. Мне отчего-то стало грустно.

Я развернул машину, и спустя недолгое время мы уже подъезжали к небольшому магазинчику с вывеской «24 часа». Молодая разбитная продавщица, похожая на цыганку, посмотрела на нас иронически. Заполнив трюмы под завязку, мы легли на прежний курс, с приятным стеклянным звоном пересекли железнодорожные пути и, миновав знакомый ряд темных бараков, заехали на ближайший пустырь. Я заглушил мотор и перешел в кают-компанию.

Было тихо. Костик зажег свечку, и окружающий мир, как обычно, пропал для нас – только слышно было, как в кронах деревьев шумит ветер. Мы несколько минут сидели молча, прихлебывали пиво и – как бы получше сказать? – дружелюбно глядели друг на друга.

– Хорошо, наверно, когда есть свой автобус? – спросила вдруг Марина. – Едешь куда хочешь.

– Да я всю жизнь об этом мечтал, – честно ответил Макс. – Собраться и поехать по трассе. Чем дальше, тем лучше.

– Девчонок катать?

– А то, – усмехнулся Макс, как ни в чем не бывало. Я не удержался и вздохнул. А Костик – тот и вовсе покраснел.

– Парни все такие, – заявила Марина. – Наши местные и те туда же. Хотя автобус купить пока никто не додумался.

– А ты бы согласилась с нами поехать? Если бы мы позвали? – спросил я.

– Что, уже зовете? – она рассмеялась, обошла столик и с очень игривым видом забралась с ногами на наш знаменитый задний диван. Вы скажете – случайно? Хрен там – случайно. И не боялась она ничего, и как будто заигрывала с нами со всеми, и вообще – воля ваша, но мне никогда еще не приходилось оказываться в такой идиотской ситуации. Еще немного, и я сгрыз бы себе все локти и даже пятки.

Макс, похоже, чувствовал то же самое. Они переглянулись с Костиком и вылезли из автобуса отлить (мы тут рядышком, – неуместно сообщил Костик). А пока они в темноте искали подходящие кусты, Марина внимательно посмотрела на меня и спросила очень спокойно:

– Петь, а если нет никакого тайника? Что ты будешь делать?

– Маринка, – сказал я. – Может, этих денег и вообще в природе нет. Да и черт с ними. Я только хотел тебе сказать, что... пусть твоя мать меня не полюбит... когда я вернусь домой, я буду скучать о тебе. Как ни о ком вообще... Я не то говорю?

– Ты не говори ничего. Только не уезжай.

Я вскочил и в одно мгновение оказался рядом с ней. Мне хотелось, чтобы она говорила со мной еще о чем-нибудь, все равно о чем. Я тихонько погладил ее волосы; она поймала мои руки и зажмурилась на одно мгновение, а я замер на целую вечность. Но вечность кончилась, и я услышал:

– А вот это уже совершенно лишнее.

Я мог бы стереть этот кусок текста – вы всё равно не почувствуете разницы, замени я его сейчас каким-нибудь буниным или барбарой картленд, – но, пожалуй, я его оставлю. Потому что я – не слюнявый барин-сочинитель, и не извращенец, спускающий прямо на исписанный лист бумаги, вроде этого француза с его les enfants terribles. Этот отрывок прошлого записан в моей памяти огненными буквами, – что смысла убирать десяток строчек на экране? Вы не услышите от меня никаких жалоб, кроме этой, первой и последней: я не виноват, что девушка, в которую я втрескался по уши, была моей сестрой.

За спиной лязгнула дверь:

– А мы с улицы всё видим, братики-сестрички, – Костика душил смех. Макс молча уселся на свое сиденье и взялся открывать новую бутылку. Он для чего-то повертел ее перед глазами, зажал между колен и вооружился отверткой.

– Маринка, это нечестно, – проговорил он, подцепляя краешек пробки. – Целоваться с братом, когда вокруг так много хороших пацанов.

Тут, верите или нет, моя сестра делает шаг по направлению к Максу, протягивает руку, откидывает выгоревшую челку с его лба, запрокидывает его одуревшую голову и легонько целует прямо в губы.

Я застонал – мысленно, конечно.

Бутылка в руках у Макса зашипела и залила его руки липкой пеной. И все кончилось.

Эпизод41. Утром Маринкина мать вернулась с ночной смены. И заловила меня у водопроводной колонки. Согнувшись в три погибели, я пытался чистить зубы. Струя шипела и разбивалась о землю ледяными брызгами. Мои джинсы уже были мокрые, хоть выжимай.

– Петя, – окликнула Лариса Васильевна. – С добрым утром.

Я выпрямился и постарался широко улыбнуться.

– Как ночь прошла? – спросила Лариса Васильевна как бы между прочим.

«Да так себе, – подумал я. – Чуть не грохнули. Короче, все в порядке».

А вслух сказал:

– Спасибо вам, Лариса Васильевна. Мы нашего друга навестили в больнице. Несчастный случай...

– Спасибо мне можешь не говорить даже. Знаю я, какой у него там несчастный случай. Гачикян мне тоже лапшу вешал: совсем случайный, совсем несчастный… А то я не отличу ДТП от драки с поножовщиной. После десяти-то лет на «скорой».