– Во как, – сказал один. – А у Вальки опять гость. Кто такой?

– С Железнодорожной, – проговорил я.

– Что-то не помню у нас таких.

– Ой, слушай, друг, одолжи пару тыщ, а? – схватил меня за руку другой. От него несло перегаром. Двое, что было хуже всего, встали сзади.

– Жорик, да ладно тебе, – лениво отозвалась Валька-продавщица. – Пусть идет.

– Да мы ничего против не имеем. Пусть идет, конечно. Так, нет? – спросил тот, что встал сзади. И даже отошел в сторонку, освобождая мне путь. Я рассовал банки по карманам куртки и вышел за дверь. Они вышли следом. Дверь еще не успела закрыться, как двое уже держали меня за руки, а третий получил от меня ногой в пах (бей первым, Фредди, – вспомнилось откуда-то мне). Тот, кто получил, охнул, но тут же как-то снизу попробовал добраться до моей челюсти, а второй выпустил мою руку и полез за пазуху. Вот это плохо, – понял я, когда увидел у него в руке нож. Впрочем, двигались они не слишком-то ловко, и я успел увернуться. Наотмашь врезал ребром ладони кому-то по шее. Но тут еще один подскочил сзади и попытался заломить мне руку. У него почти получилось.

– Всё водку пьете, гандоны, – прошипел я, выдираясь. – Дети уродами будут.

Нож блеснул совсем рядом. Я отшатнулся и побежал по дороге к переезду. Одна банка выпала у меня из кармана и покатилась на обочину. Сперва за мной бежали, потом отстали.

Навстречу мне распахнулась дверь железнодорожной будки. В комнате было светло и уютно, на столе горела лампа. Я достал из кармана куртки оставшуюся банку, дернул за кольцо. Запрокинул голову и сделал длинный глоток.

– Волчонок, – услышал я сзади. – Совсем дикий.

Предательская дрожь унялась, а моя тревога превратилась совсем в другое чувство. Я больше не хотел никуда бежать. Не хотел ничего говорить. Да и говорить-то ничего уже не нужно было. «И это я уже где-то видел», – промелькнуло в голове напоследок.

Что бы вы обо мне ни подумали, мне всё равно.

Время вернулось на свое место, когда за окном уже занимался рассвет. Я проспал два часа или больше. Теперь я сидел в одних джинсах, тщетно высматривая футболку и второй носок.

– Да вон твоя рубашка. Барсик на ней дрыхнет.

– Замечательно, – проворчал я. Кот был прогнан, футболка оказалась вся в шерсти.

– Ты не замерз, пока спал? – спросила женщина. – Я тебя одеялом укрыла, но ты же вертелся все время.

Похоже, она всю ночь просидела в потертом кресле напротив меня. Как у постели больного.

– Жорик этот со своими возле магазина каждую ночь колбасится. Сопьется скоро совсем. Или сядет опять. Ты молодец, что отбился.

Носок нашелся под койкой.

– Я пойду, – сказал я.

– Мое дежурство сутки через двое.

Я кивнул.

Дома ее, вероятно, ждал муж, а может, и дети. Взрослые уже, наверно, вроде этого Жорика, или чуть помладше.

«Да, Раевский, наделал ты здесь делов, – поморщился я. – Родина не забудет твоего подвига».

Как вор, я пробирался мимо Маринкиного дома. Рыжая собака вылезла из-под крыльца, потянулась, поглядела на меня вопросительно. «Тихо, тихо, Найда, умница», – зашептал я, и собака вильнула хвостом. Автобус стоял в сторонке, его окна запотели изнутри. «Ай, молодцы», – подумал я, осторожно открывая дверцу: Макс развалился на переднем диване, а Костик свернулся калачиком на заднем. Бесшумно пробраться внутрь не получилось. Костик вскинул голову, поморгал, спросил:

– Петь, а чего, утро уже?

– Спи, – откликнулся я ласково. – Я подышать выходил. Спи, рано еще.

И он снова уткнулся носом в свернутую валиком куртку.

Я лежал на спине, закинув руки за голову, и размышлял о том, какая я сволочь. Но думалось об этом легко и как-то не всерьез. Сердце стучало уверенно и ровно; каждый мускул ощущал приятную усталость, и с этим эйфорическим ощущением я не мог бороться. Казалось, моя кровь весело пузырится, как шампанское в бокале: еще недавно она бурлила, и я слишком хорошо знал, отчего, – а теперь понемногу успокаивалась. Правда, с пузырями в крови долго не живут. Это называется кессонной болезнью, – подсказала память. – Она бывает у водолазов, которые слишком торопятся вынырнуть с глубины... С этой странной мыслью я уснул и открыл глаза, когда уже наступило настоящее утро.

Эпизод 44. Утром прошло довольно много времени, пока мы дождались Машку и Марину. Макс косился на меня неприязненно: он как будто собирался мне что-то сказать, да так и не собрался.

Наконец наверху хлопнула дверь, и девчонки не спеша спустились по лестнице – и мы чуть не офигели. Куда подевалась невзрачная автостопщица в черных потертых джинсах, в мешковатом свитере, с рюкзаком? Нет, это не могла быть она.

– Маша, это просто невозможно, – промолвил я в восхищении.

Машка неловко чувствовала себя в маринкином летнем платье. С чуть подведенными глазами и новой укладкой. Она оглядывалась на новую подругу и слегка краснела. Но – вот удивительно! – как-то очень скоро освоилась в новом облике. Вдвоем они смотрелись просто чудесно.

– Пойдем все вместе в центр, погуляем, – предложил я.

– Я хотела вообще-то в больницу сходить, – смущенно сказала Машка.

«Ах, ну да, конечно», – подумал я.

– Тебя довезти? – тут же откликнулся Макс. Мне показалось, он что-то задумал.