Я поднял руки, когда он бросился ко мне.

— Винсент, я...

Я не успел закончить предложение, как он занес кулак и ударил меня им по лицу.

ГЛАВА 43

Оказалось, что больницы не одобряют драки, вспыхивающие на их территории, особенно когда один из пациентов пытается встать с кровати и остановить их.

Я не была настолько глупа, чтобы пытаться броситься в гущу ссоры Винсента и Ашера, но мне нужно было что-то сделать. Бог знает, у меня не было сил кричать, как я обычно это делала.

К сожалению, у меня также не было сил сидеть прямо, не говоря уже о том, чтобы ходить куда-либо. Моя голова поднялась примерно на четыре дюйма над подушкой, прежде чем крайняя усталость заставила ее снова опуститься.

— Остановитесь. — Слово застряло у меня в горле. — Остановитесь.

Никто из них не слышал меня из-за своих стонов, ругательств и звуков ударов кулаков по телу.

Как только Винсент нанес первый удар, все ставки были отменены. Ашер ответил, и теперь они оба сцепились в пяти футах от меня, как неандертальцы без контроля импульсов.

У меня в основании черепа разразилась мигрень.

Отдых и медицинская помощь смягчили самую сильную боль, но все еще болело все тело, а голова пульсировала в том месте, где я ударилась об угол журнального столика. К счастью, угол, под которым я упала, означал, что я отделалась только раной и легким сотрясением мозга; все могло быть гораздо хуже, если учесть все обстоятельства.

Однако то, что я видела, как двое самых дорогих мне людей избивают друг друга в моей больничной палате, не способствовало скорейшему выздоровлению.

— Ты ублюдок! — Винсент снова замахнулся на Ашера. — Ты солгал мне!

— Мы собирались тебе рассказать. — Ашер увернулся от удара. — Вот почему мы этого не сделали!

— Ты...

Дверь снова распахнулась, прервав ответ Винсента. Доктор вбежал внутрь, за ним Карина, Бруклин и одна из медсестер.

В воздухе раздавались крики, вопли и ругательства.

Мне хотелось кричать вместе с ними. Мне хотелось стоять, кричать, делать что угодно, только не быть наблюдателем собственной жизни, но я не могла собраться с силами.

Мигрень распространилась на мои глаза, виски, челюсть. Везде.

— Хватит! — Мой врач наконец взял ситуацию под контроль. Ее глаза сверкнули яростью. — Все вон.

— Но...

— Вы не можете...

— Она не...

— Я не хочу этого слышать! У меня здесь отдыхает пациент... — она указала на меня, — ...а вы тут деретесь? Вы должны быть рады, что я не вызвала охрану. А теперь убирайтесь! — Для такой доброй на вид старушки у доктора Амбани был просто чертовски громкий голос.

Как будто туман рассеялся, и они наконец-то поняли, что я нахожусь в комнате с тех пор, как Ашер открыл дверь.

Винсент и Ашер повернулись ко мне с потрясенными выражениями. Чувство вины прорезало ужасные линии на их лицах, но доктор не дал им возможности извиниться.

Она ткнула пальцем в сторону двери, и они вышли, опустив головы от стыда.

Я пыталась что-то сказать, прежде чем они уйдут, но слова не слетали с моих губ.

Я высосала остаток своей энергии, разговаривая с Ашером, а затем с Винсентом, когда они только приехали. Это было чудо, что я могла держать глаза открытыми.

Доктор Амбани и медсестра суетливо подошли ко мне. Они суетились, толкались и обменивались тихими бормотаниями, но я не могла разобрать, что они говорили.

Множество чувств застряло у меня в горле.

Я хотела сказать Ашеру, как я тронута тем, что он пропустил матч ради меня, и что все будет хорошо. Наш секрет был раскрыт, а это означало, что худшее позади.

Я хотела извиниться перед Винсентом за то, что скрывала от него наши отношения, и заверить его, что ему не нужно обо мне беспокоиться. Что это не ситуация Рафаэля 2.0 и что я счастливее с Ашером, чем когда-либо.

Я хотела напомнить им, чтобы они не позволили сегодняшнему дню разрушить их хрупкое перемирие, потому что они были гораздо лучше, как друзья, чем как враги.

Мне хотелось многое сказать, но им придется подождать.

Моя хватка сознания ускользнула. Стальные якоря затянули мои веки, и наступила темнота, закрывая остальной мир.

Я позволил Винсенту нанести первый удар, но после этого нас было не остановить. Я чувствовал себя виноватым из-за того, что солгал ему, но я не чувствовал себя настолько виноватым, чтобы служить его послушной боксерской грушей.