— А потом на Русь пришло христианство, — подбиваю я итог под историческим периодом.

— Ну, не так резко оно и пришло. Еще долго народ и церковные институты сосуществовали в состоянии холодной войны. Люди высмеивали монахов в частушках и матерных сказках. Те не оставались в долгу и взяли сексуальную жизнь граждан под жесткий контроль. Можно сказать, секс практически отменили. Было не так много дней в году, когда позволялась интимная жизнь, и была допустима только одна единственная поза — миссионерская. Остальные считались позами для удовольствия. А этот вид секса был табуирован.

— Вряд ли так быстро получилось взять интим под контроль? — вспоминаю слова Гонголо о постепенном прорастании новой религии в старую жизнь. — Наверняка славяне долго отбрыкивались от новых порядков?

— Ты права. Моногамию долго не принимали, — соглашается Ларин. — Еще в четырнадцатом веке проводились церковные суды по делам многоженцев. Скрытая полигамия существовала долго. В условиях, когда в одной избе жили несколько семей взрослых сыновей, перекрестная полигамия имела место быть. Также существует понятие «снохачество». Когда глава семьи сожительствовал с женами своих сыновей. Местами младшие сыновья не женились, потому что имели связи с женами старших.

— Да уж. Наверняка несанкционированный секс случался где-нибудь на сеновалах, по-быстрому и никаких миссионерских поз, — ухмыляюсь я.

— Это тема неизменности природы человека. Как не ограничивай догматами, вода всегда обнаружит течь.

— Удивительно не то, что новой системе сопротивлялись, а то, что в итоге сдались. На Руси же даже инквизиции не было, которая бы насаждала новую мораль.

— Ну да, церковные суды и инквизиция — две большие разницы. Думаю, сыграло свою роль враждебное окружение. Всевозможные набеги поспособствовали сплочению вокруг официальной религии. Если просить защиту у высших сил, волей-неволей начнешь принимать правила этих сил. Захочешь жить, согласишься даже на воздержание.

— Ладно, вернемся к нашим баранам, в смысле древним славянам. Какая мораль могла бы быть у этого фильма? — провокационно интересуюсь.

— Антиморальная, — смеется Ларин, — если бы христианство не захватило мир, было бы меньше неудовлетворенности и фрустраций. А двадцатый век не стал бы веком психоанализа.

— Ну, может перегибы и имели место быть. Но отмену полигамии я активно приветствую. В этом прогрессивное значение христианства, — провозглашаю я. — У меня были все возможности вести беспорядочную половую жизнь, но не было желания. Не понимаю, почему у мужчин это желание всегда в наличии. Есть объяснение кроме мифической имманентно присущей мужчинам полигамии?

Вспоминаю о новой любовнице Андреа и хмурюсь. Ларин ненадолго задумывается.

— Мужчине оргазм гарантирован при любой связи, у женщин все гораздо сложнее. Поэтому они привередливее. Для качественного секса нужен правильный мужчина, а их у нас не так много. Христианский менталитет внушает на подкорку мысль о греховности телесных желаний. В реальной жизни это выливается в невнимательность к нуждам женского тела. Информации сейчас полно, но мужчины считают для себя зазорным изучать этот вопрос. Половина мужчин бездарные любовники. Половина женщин имитируют оргазм и ненавидят секс, а заодно и весь род мужской оптом.

— Лучше сними кино про это, — смеюсь я, — кому нужны твои древние славяне, когда есть такая актуальная тема.

— Угу. Как прекрасный принц оказался бездарным любовником, и Золушка ушла к Змею-Горынычу.

— Это невозможно, — вставляю ремарку, — Золушка из западного фольклора, а Горыныч из русского.

— И кто из нас зануда, — бухтит Ларин, — не помню я их отрицательных героев. Окей, Золушка ушла от принца к серому волку.

Сглатываю и прячу глаза. Ощущение, что меня поймали на чем-то горячем.

Глава 7. Звонок

Звонит телефон, и я хватаюсь за него, как за спасательный круг. На экране высвечивается «Пышка». Вскакиваю и запираюсь в ванной. Как настоящий шпион, включаю воду в раковине.

— Привет! За кого ты там собралась замуж? — сразу набрасывается на меня Юлька.

— Андреа уже доложил? — уточняю я.

— Он завалился к нам вчера вечером и потребовал, чтобы я сразу тебе отзвонилась. Еле уломала его на утро. Вообще хотел отобрать мой телефон. — возмущенно докладывает Юлька

— Кто бы сомневался, — горько резюмирую, — сам себе ни в чем не отказывает. Но мне обломать первый секс за год — милое дело.

— Сама виновата. Обязательно было его дразнить? — хмыкает Пыховцева, — на нем вчера лица не было. Даже мне стало жалко.

— Я не дразнила. Я сомневалась, — опровергаю я обвинения.

— И что ты хотела услышать, чтобы изменить решение? — Юлька явно не верит в мою мотивацию.

— Не знаю, — выдаю честно, — может, что он тоже держит целибат целый год. Всячески страдает, и у него ни на кого не встает.