— Стой, Джи, притормози, — первой заговорила Пересмешница. — То есть ты хочешь сказать, что лично знакома с Константином Жилинским?

Боже мой, тут столько новостей, а ее интересует только это.

— Да, — вздохнула я, — это и есть тот самый переучитель-недопарень, про которого я говорила.

— И ты — одна из наследников семьи Снегиревых?

— Ну, — я замялась, — да, получается так. Но как видите, я сбежала нахрен из этого дурдома, и новая жизнь меня устраивает гораздо больше: здесь я хотя бы не чувствую себя бесполезной.

Первой с места встает Люся — а может быть, Дима, стоявший все это время рядом, шагает в мою сторону — уловить сложно.

— Главное в этом всем — не потерять себя, — кажется, говорит все-таки Димас, а Паша совсем по-братски хлопает меня по плечу, а в следующую секунду я тону в объятиях сразу пятерых человек.

И ради таких моментов, кажется, стоит еще жить на свете.

Все-таки за день я страшно устала, причем вовсе не физически: лежа в своей комнате, плевала в потолок и пыталась заснуть, но получалось примерно никак. Дурацкие апрельско-майские воспоминания, черт бы их побрал, навязчиво лезли в голову, и, третий час ворочаясь на уже выбитом от пыли матрасе, я словила себя на мысли, что лучше бы их и правда не было.

***

Дальше потянулись почти ничем не примечательные, схожие до невозможности дни: я по-прежнему почти каждый день работала музыкантом-аскером, а в свободное время разбирала все то, что мы скопировали на Димасовский планшет. Куча времени ушла на то, чтобы расшифровать все полностью и добавить к изначальным названиям папок написанные по-человечески фамилии и имена. Информации было неимоверно много: например, в аудиозаписях нашлись телефонные разговоры родителей, а текстовые документы детально познакомили меня с нашими последними днями вместе. Это был тотальный сбор данных о каждом человеке, так или иначе связанном с Вестерн Анлимитед, основанной дедом. Оставалось только восхищаться шпионской сетью Елисеева и цепенеть от ужаса при мысли о том, что за мной следили, когда я даже об этом не подозревала.

Тот факт, что я засветила лицо, добывая Синицынские документы, сильно увеличивал риск быть обнаруженной. Теперь я чувствовала себя некомфортно всякий раз, как оставалась одна вне дома. Если раньше я любила играть на улицах, то теперь все чаще спускалась в метро, потому что там чувствовала себя в большей безопасности. Я не очень-то парилась по поводу внешнего вида, но с недавних пор все чаще стала выходить с гитарой в мужской одежде: короткие волосы и бессонница действительно меняли мое лицо почти до неузнаваемости, а если надеть капюшон, то на первый взгляд меня и вовсе можно было принять за мальчишку-подростка, чему способствовал еще и низкий голос.

Но даже со всеми мерами предосторожности я не переставала чувствовать чье-то присутствие. Возобновились панические атаки по ночам, и я стабильно не высыпалась, злилась и то и дело срывалась на ребят. Умом я понимала: от того, что я узнала о слежке в прошлом, за мной не начали бегать толпой Елисеевские агенты, и на сегодняшний день поменялось лишь мое восприятие, но не окружающая меня действительность. Все равно я ничего не могла с собой поделать, и это уже начинало превращаться в какую-то паранойю.

Пройдя непростой путь из пяти стадий принятия неизбежного, спустя несколько дней я все же заставила себя изучить папку Жилинских. Фото и письменные отчеты в ней были совсем свежими: с даты последних не прошло и двух недель. Под фамилией Снегиревых меня, наоборот, гораздо больше интересовали старые материалы, но любопытство совершенного иного рода взяло верх, и я, устроившись поудобнее под окном в импровизированном гнезде из подушки и купленного вчера на барахолке одеяла, коснулась пальцем имени Константин.

В общем-то, честно просмотрев все, что было собрано за май и июнь, я не нашла ничего необычного или шокирующего. Фотографии неприятно резанули память, но я всеми силами старалась отогнать это чувство и сосредоточиться на текстовой информации и на видео: мне казалось, что там я непременно найду что-то интересное.

Вечером двадцать восьмого июня Костина машина припарковалась перед офисом Григория Синицына. Запись была с наружной камеры наблюдения, в очень плохом качестве, но за неимением лучшего я продолжала смотреть. Следующее видео было уже из здания офиса, и, долистав до начала разговора с Синицыным, я сделала звук погромче. Речь шла о той самой поставке оружия, и теперь стало ясно, почему нам поручили украсть документы: переговоры не задались. До сих пор было непонятно, зачем Костя приезжал спустя еще два дня, но этого я не могла узнать: Тоха спер флешку за день до того. Возможно, надеялся избежать нашей вылазки и договориться по-хорошему? А может быть, наоборот, причина была совершенно другой.

Двадцать четвертого числа в отчете какого-то Чижикова было написано, что Жилинский-младший вместе с Ником занимался, черт побери, моими поисками. Они напрягли каких-то ребят, чтобы получить сведения об убитых за последнее время девушках, подходящих под мое описание. Ребята оказались винтиками Елисеевского механизма, которые занимались как раз уборкой мест преступлений и уничтожением улик, в том числе трупов, чего ни мой братец-придурок, ни Костя не знали. Получив за услугу баснословные деньги, шестерки добросовестно выяснили, что такая девушка нигде никому не попадалась, а сразу после этого доложили об этом наверх. Вышестоящие люди признали в описании меня и пришли к выводу, что я жива и нахожусь в Москве, причем очевидно порознь с семьей.