Ник, как и обещал, на своих уроках не трогал ни меня, ни Талю, и мы обе пришли к выводу, что невыносимый брат может быть человеком, когда захочет. Вообще-то, у нас троих и правда были очень теплые братско-сестринские отношения, и несмотря на все разногласия, мы и правда друг друга любили. Со стороны это зачастую выглядело весьма комично, потому что, несмотря на все наши различия, мы были стопроцентно похожи в одном: обожали друг друга бесить, и для нас это было чуть ли не высшим проявлением любви. Многие, кстати, даже не верили, что мы всего лишь двоюродные, и строили теории масонского заговора, вызывая лишь мою улыбку: как можно быть не родными, если мы — внуки одной бабушки, да еще и по стечению обстоятельств как раз живем вместе с ней.

Ник по-прежнему оставался придурком, и называть его так тоже было выражением любви с моей стороны. За последнее время он очень посерьезнел, так, что когда месяц назад мы увиделись, я даже его не узнала. Это было понятно: куча дел, до этого был мой побег, который наверняка подкинул нервов, а теперь еще и лучший друг на грани жизни и смерти — поэтому я даже не удивилась, заметив в легкой рыжине каштановых волос брата первый седой волос.

Я не терпела сочувствия и, упаси боже, жалости к себе, но временами замечала, что Ник смотрит на меня именно так. Его взгляд время от времени становился каким-то затравленным, а сам брат порой выглядел настолько несчастным, что у меня даже язык не поворачивался возмутиться. С самого начала я была уверена, что это мне тяжело, но наблюдая за Ником, я поняла, что ему ничуть не легче, он ведь чувствует не меньше меня, а работы выполняет, наоборот, намного больше: пока я только вникаю в курс дела, брат уже занимается серьезными вопросами.

— У него разногласия с отцом, — шепнула Таля. — Пока ты лила слезы в больнице, я разведывала обстановку. Ник уже получил свою законную долю в компании, но его мнение в последнее время стало сильно отличаться от взглядов дяди.

Таля была права. То, до чего она доходила своим умом, мне подсказывала интуиция, и если раньше голос Ника учитывался лишь по усмотрению дяди Игоря, то теперь с его словом приходилось считаться, каким бы оно ни было. Процесс передачи моих процентов уже был запущен, но я боялась, что тупо не успею разобраться в теме прежде, чем моя доля окончательно перейдет ко мне.

До нашего сумасшедшего журналистского вторжения в особняк Елисеева оставалась всего неделя, и ей-богу, проще было и правда нанять цыганский табор, чем каждый божий день собираться и в сотый, а то и в тысячный раз проговаривать план действий и репетировать интервью. Вообще-то, мне нельзя было соваться в дом: мое лицо было слишком хорошо известно, но состав нашей диверсионной группы был уже утвержден, тем более, мало кто еще решился бы на такое безумство.

Вне всяких сомнений, роль корреспондента должна была достаться Тале, но сестра лишь покачала головой.

— Из тебя бы вышел отличный фотограф, но тебя придется гримировать. Фотографы не ходят с тремя слоями штукатурки на лице, поэтому, чтобы не вызывать подозрений, ты будешь как раз журналисткой. Стажером будет Зоя, Дима, — подруга стрельнула в него глазами, — единственный, кто может без труда поднять камеру, поэтому он — видеооператор. А вот фоторепортаж будет на мне.

Помимо всех прочих достоинств, Таля была еще и отличным стратегом, и я просто не понимала, как в живом человеке может быть одновременно столько талантов. Я и оглянуться не успела, как Таля, уже переодевшись в простенькие джинсы и кофту, собирала нас всех в, надеюсь, не последний путь. На меня она намазала не три, а целых пять слоев косметики, нацепила светлый парик со стрижкой каре и жуткого вида прямой челкой и громадные очки в черной оправе. Белую блузку и костюм из черных пиджака и юбки Таля решила дополнить ярко-красной сумочкой и такого же цвета туфлями, жутко неудобными на самом деле. Разумеется, спорить с сестрой было бесполезно. Зое достался образ попроще, и в глубине души я очень сильно ей завидовала.

Пока мы добирались до места на якобы телевизионной машине, я панически повторяла план действий. Всё было организовано так, что комар носа не подточит: техника, наши корреспондентские корочки и липовые паспорта. Время нашего визита было обговорено еще на прошлой неделе; черт, да у нас имелся даже свой человек на одном из каналов, который при проверке подтвердил, что мы действительно там работаем.

Всё шло как по маслу, и я даже вошла во вкус, задавая вопросы Елисееву. Поскольку во всём мероприятии огромную роль играл человеческий фактор, самая главная часть плана оставалась нерешенной: кто именно сопрет из кабинета необходимые документы. Ситуация располагала к тому, чтобы этим занялась Талина, пока мы водим врага по другой части дома, и Зоя взглядом показывает ей, куда идти.

Меня с самого начала преследует какое-то нехорошее чувство, но я стараюсь игнорировать его ради общего дела. В конце концов, у Тали всё получается: краем глаза я вижу, как она с улыбкой приближается к нам. Чтобы не вызывать лишних подозрений, мы затягиваем интервью, в особенности съемку, еще минут на сорок, и только потом я произношу заготовленные прощальные фразы. Я стараюсь не показывать ни радость от того, что мы добыли долгожданный трофей, ни душащее ощущение, что на самом деле всё очень-очень плохо.

Порой я в этой жизни чувствовала себя не особо умной, но это было еще ничего по сравнению с осознанием, что нужно было с самого начала полагаться на свою интуицию, а не на здравый смысл. Мы уже в холле, когда обеспокоенный охранник, перепрыгивая через ступеньку, спускается к нам и что-то бормочет на ухо своему боссу.

— Задержать их, — только и слышу я, а потом начинается настоящий хаос.

Я не понимаю, как нас вычислили, да и сейчас не самое подходящее время для размышлений. С силой отпихиваю Талю к выходу: самое главное сейчас — уберечь ее, ведь именно под ее толстовкой спрятаны злополучные бумаги. Дима, кажется, тоже это понимает, потому что хватает Талину за руку и тянет к двери, пока туда еще не набежала охрана; бросив ненужную теперь камеру, второй рукой он цепляется за Пересмешницу, я подхватываю ее с другой стороны и у нас, кажется, даже появляется шанс всем выбраться живыми, но телохранители Елисеева открывают огонь.