– Разойдёмся пока по дозорам? – предлагает Ян. – Пусть каждый из нас подумает, а завтра, в это же время, соберёмся и решим вопрос.

У Черри на языке, конечно, вертится заявление, что завтра утром, может, и спасать уже будет некого. Но она и сама чувствует ситуацию – что если они пойдут на эту миссию, непременно кто-то погибнет.

Тогда почему Джерри молчит, что там в их будущем?

Звезда ловит взгляд Часовой. Фэй приподнимает брови.

– Вряд ли будущее откроется мне до того, как мы решим хоть что-то. Мы на развилке. Думаю, умрём мы или нет, зависит только от нашего выбора.

Говоря это, Джерри оставалась убийственно-спокойной.

Ликс в принципе казалось, что она в помещении самая нервная. Она тоже не знала, какой выбор будет более верным. И это немало ее расстраивало.

Значит, сутки... Всего сутки...

***

– Почему они так поступают? – Ликс первой решила прервать молчание между ней и Яном.

Конечно, она имела ввиду правительство, убившее одарённых в тюрьмах.

– Из-за Джесси, – следует вопросу ответ.

– Они не доверяют Джесси?

Ян пожал плечами, будто это само собой разумеется.

– Они никогда не доверяли ему. Его всегда боялись.

– Но почему?

– Потому что, Ликс...

Они прошли ещё с десяток метров, прежде чем остановиться у старого, давно не работающего ларька. Стены его сплошь были изрисованы маркерами и обклеены старыми объявлениями. Рядом стоял едва живой автомат с напитками.

Ян бросил в щель несколько монет, толкнул автомат плечом. Послышался стук упавших банок.

Он протянул Ликс энергетик. Яблочный. Такой же, как и всегда.

Так вот где он их покупает!

Ян открыл свою банку и сделал глоток.

– Обычные люди никогда не примут странных. При тебе они могут говорить что угодно, но, где-то глубоко в душе, всё равно будут содрогаться перед нами, одаренными. Бояться, что мы что-то с ними сделаем.

Ален прерывается, видя, что не упускающая ни единого слова Ликс забирается на бордюр. Заранее подставляет руку. На всякий случай.

– Вот только странные люди знают, что большая сила равна большой ответственности. Страх же в сердцах обычных заставляет их совершать гнусные поступки. Они устраивают слежки, собираются в целые организации и истребляют тех, кто от них отличается. Те же, кому, предположим, везёт больше, проживают свою странную жизнь в постоянном недопонимании и гонениях. Со временем они смиряются с этим и остаются совсем одни посреди толпы. Бывает, конечно, и ещё хуже. Некоторые оказываются лишними даже среди одаренных.

Ликс, шагая по бордюру, рассматривала банку в своих руках. Как и обещала себе, она не подглядывала в мысли Яна, но и без этого было прекрасно понятно, что сказанное относится и к его прошлому. Да и, наверное, к прошлому каждого участника Странного клуба.

Заметив, что Ликс улетела в дали раздумий, Ян решил перевести разговор в другое русло.

– Не слишком думай обо всём этом. Мысли, знаешь ли, не помогают – помогают только действия. А мы не можем заставить их признать нас, так что...

– Нет, Ян,– прервала его Ликс. – Я думаю не об этом... Скорее о том, что каждый из нас уже прожил жизнь, хоть пока и короткую, но полную лишений. Я знаю пока обо всех понемногу, но даже этого уже достаточно, чтобы посочувствовать.

Ян не мог не согласиться. Пустая банка летит в мусорную урну.

– Бин из-за своих сил могла остаться в камере до конца дней. Джерри бы поймали и насильно заставили быть предсказательницей, Алекс бы наверняка погиб в перестрелке, Рин бы умер в больнице и они с Черри никогда бы не встретились. Ликс бы так и оставалась одна всю жизнь. Да и если бы Джесс изначально не выдержал давления – этого всего бы вообще могло не быть.

– А Ян? – Спросила у самого Яна Ликс.

– А Ян бы не встретил Ликс.

– Ален, это не ответ! – щеки Ликс опалила краска.

– Опять я Ален. Прям как в старые добрые! – смеётся Ян.

И Ликс понимает, что это правда. Они так сблизились, что она уже стала забывать эту свою старую манеру уважительного обращения. Сейчас она и ей самой казалась очень странной и забавной.

– Ты можешь рассказать, как жил, пока не вступил в Клуб? – делает она новую попытку.

– Полагаю, весьма печально. В общем, как и все, добавлять особо нечего, – но собеседник так упрям, что на него нет никакой управы.