Нет ответа.

Сердце Яна промерзло до основания. И разбилось на неровные черепки.

Ликс... Его Ликс...

Она умерла.

Акт XCII. Тьма

Правило клуба O(r/d)dinary №220: Близкие нам люди рядом, пока мы о них помним

Черри подлетает к рыдающему Яну и, даже не разобравшись в ситуации, хватает Ликс за руку.

– Нет. Нет-нет-нет! Ликс, ты не можешь умереть. Ты слышишь меня?

Энергия Черри начинает осторожно перетекать в ее клетки. Опутывает тонкими нитями легкие, пытается снова запустить сердце.

Но стоит им только коснуться его, они замирают. И окрашиваются в чёрный цвет.

Черный течёт по этим нитям. Пробирается по ним к Черри. И в конце концов ударяет отдачей.

– Что за ерунда! – Черри рук не отнимает. Делает новую попытку.

И чувствует, как поселившийся в сердце Ликс "чёрный" пробирается и ей под кожу. Душу заволакивают боль и безысходность. Из краешка губ начинает сочиться кровь.

Если эта пакость в малых дозах сейчас так вредит ей... То каково Ликс?

Осталось ли в ней хотя бы что-то, что можно спасти? Может, если она возьмёт на себя часть этой дряни, то выйдет ее вернуть?

И только стоило так подумать, как чернота от сердца Ликс, будто защищаясь от силы Черри, стала разрастаться по всему телу. Когда она потянулась энергией к Ликс в очередной раз – уткнулась в глухую стену тьмы.

Ее слабенькая сила помощи против неё оказалась бессильна, так что она просто разбилась. Отчего уже сердце Черри кольнуло раскалённой иглой, заставив ее на секунду замереть, а затем с не затихающей болью снова удариться о грудную клетку.

– Она ушла. Ликс ушла, Ян, – пробивается сквозь неё голос Черри.

По ее щекам тоже начинают течь слезы.

Рядом осторожно присаживается Рин. Сердце колотится как бешеное. Даже плакать не получается. При виде страдающего от отчаяния Яна в душе разрастается пропасть. Стоит опустить глаза на безжизненную Ликс – и он сам падает в неё.

Том замирает над ними. Злость мешается со скорбью. И выливается ударом наотмашь по ближайшему оборудованию.

Лампочки его разбиваются и гаснут. Но ему мало. Ему нужно эту чертову лабораторию по кирпичикам разобрать. Выцарапать из неё виновника общих слез. И придушить собственными руками.

Лисица подходит к Рину и тыкается носом в его ладонь. Заметив, что на неё обратили внимание, осторожно тянет за рукав в направлении выхода.

Их полчаса тикают. Им нужно уходить.

Но как сказать об этом Яну? Тому? Они сейчас не услышат, даже если на ухо заорать.

Но что-то делать нужно. Потому что он где-то здесь. И он обязательно придет, чтобы повеселиться.

– Какая встреча. Я думал, после случившегося ты давно наложил на себя руки. А ты завёл себе новую лисичку и всё это время был у меня под носом. Ну разве не здорово?

Из прохода медленной походкой приближается фигура в чёрном.

Лисица встаёт перед Рином и, выгнувшись дугой, скалит свои теневые клычки.

(Не)Ян хмурится, глядя на неё. Скорее игриво и с интересом, чем испуганно.

– А это что такое? Нашел бы защитника поумнее – тявканье на меня ещё ни кому не сходило с лап.

– Ты...

Всего один слог. Но от него замирают все – Незнакомец, Рин, Черри, Том. Потому что в нём такая концентрация безысходности и гнева, что, кажется, верхний мир из-за неё вот-вот обвалится на нижний.

Ян опускает Ликс на пол. Камешки украшения ударяются друг о друга, о плитку. Бросают блёстки тусклых световых зайчиков на всё вокруг. В том числе и на Яна.

Его лучик света в темном мире...

Ликс.

Оставшиеся от сердца черепки начинают крошиться.

Ян разжимает руки. И встаёт.

Кот опережает Яна. Он стоит ближе, потому наносит первый удар когтями.

И отлетает на несколько метров, отброшенный теневой волной. Приземляется на ноги, как кот на лапы. Сдувает чёлку со лба. И снова бросается на противника.

– Ян, я буду останавливать время, а ты будешь его бить!

И прежде чем "Незнакомец" уворачивается уже от атаки Яна, он замирает. На него обрушивается удар – не с помощью способности, Ян наносит его в лицо голыми руками, да так, что с одного валит противника на землю. А затем подхватывает его за грудки и продолжает бить.

Действие способности Тома ослабло. Тёмный он уже мог ринуться в бой, но вместо этого терпеливо сносил побои. Даже улыбался при этом, будто ему совсем не было больно.