На улице уже было темно, сумерки здесь наступали рано. Сержант шёл впереди, я за ним, след в след. Дороги почти не видно, занесло вчерашним снегопадом.

Понемногу мы успокоились. Всё-таки не в санатории и не на курорте, «это армия, сынок». Приказ есть приказ, а приказы не обсуждаются, а исполняются беспрекословно, точно и в срок.

Мы шли по укутанной снегом равнине, иногда проваливаясь по колено в сугроб, а пару раз даже по пояс. Разговаривали мало, в основном о житье-бытье до армии.

Я облегчённо вздохнул, когда увидел во мраке огни прожекторов на охраняемом объекте. И не только из-за того, что устал, но и потому что мною овладела непонятная тревога. Мне постоянно казалось, что кто-то идёт вслед за нами, но, сколько бы я ни оглядывался, сколько бы ни озирался по сторонам, напрягаясь в темноту, – я никого не видел.

– Наконец-то, пришли, - утомлённо сказал сержант.

В караульном помещении нас уже поджидали – проголодались парни. Пока караульные ели гречневую кашу с мясом и черпали из термоса чай, мы с сержантом сидели на топчане возле жарко натопленной печки и грелись. Вскоре мой организм разомлел от тепла, захотелось спать. Из полудрёмы меня выдернул голос сержанта:

– Нам пора!

Он вскочил с топчана, завязал ушанку, поднял воротник меховой куртки и, взглянув на меня, мотнул головой. Я нехотя встал, уходить совсем не хотелось. Тревога не проходила. Было какое-то дурное предчувствие. Что-то должно случиться. Что-то плохое.

Мы вышли на улицу.

– Мороз меньше стал и ветер усилился, – сказал я. – Похоже, метель начинается.

– Пошли, быстро, - бросил через плечо сержант.

И действительно, погода стала резко меняться. Ветер задул прямо в лицо, заставляя нас то и дело сгибаться под его порывами. Пошёл снег. Снежинки кружились, метались, залепляя глаза и вскоре ориентироваться стало почти невозможно. Начался самый настоящий буран. Мы хотели было вернуться, но куда там! Всё смешалось в мутную серую круговерть, следы валенок уже засыпало снегом.

Буран усиливался. Ветер гудел и выл как раненое чудовище, а мы всё шли и шли вперёд, отчаянно надеясь, что не сбились с дороги и идём в нужном направлении.

Мы брели наверное уже несколько часов, как подзабытая из-за метели тревога вернулась опять. Мне показалось, что справа от себя я увидел движение. Вроде бы ничего удивительного – сейчас всё кружилось и двигалось в этом снежном безумии, но, то движение было каким-то другим. Осмысленным что ли. Вот опять, только уже слева.

Кто-то третий шёл рядом с нами.

Я сказал об этом сержанту, но тот только отмахнулся, дескать, померещилось. Мы продолжали идти. По моим подсчётам военный городок уже должен был появиться, но его всё не было, только бескрайняя стонущая степь. Мы поняли, что окончательно заблудились. Сержант заявил, что надо отдохнуть и устало повалился в сугроб. Я тут же подскочил к нему и рывком поставил на ноги:

– Нельзя, товарищ сержант! Нельзя останавливаться, замёрзнем! Надо идти, надо двигаться!

Мы пошли дальше. Третий не отставал. Пару раз он исчезал минут на двадцать, но затем появлялся вновь. Я видел его неясный силуэт в паре метров от себя, ветер доносил его запах – поганый, тошнотворный. Сержант по-прежнему ничего не замечал или не хотел замечать. Он уже вошёл в то состояние тупой усталости, когда не хочется ничего: ни света, ни тепла, ни еды, ни мягкой постели, хочется только одного – сесть и отдохнуть, хоть на мгновение. Я ещё не дошёл до такого состояния, но уже был близко к этому. Переставлять ноги, каждый раз проваливаясь "по уши" в снег, становилось всё тяжелее.

Третьему, похоже, всё это было нипочём. Несмотря на ветер и снег он двигался по-звериному легко и быстро.

– Да кто ты такой!? Что тебе от нас надо!? – неожиданно для себя заорал я.

Он заулюлюкал и, сверкнув жёлтыми глазами, скрылся в снежной пелене. Не будь я таким уставшим, мне стало бы чертовски страшно, но в тот момент на страх уже не было сил. Сержант сел в снег и сказал, что больше никуда не пойдёт, ведь идти дальше не имеет никакого смысла, так как мы окончательно и бесповоротно заблудились и надо пережидать буран здесь. Я тупо смотрел на него. Половина меня была с ним согласна: просто сесть спиной к ветру, никуда не идти, погрузиться в блаженное полузабытьё и, в конце концов, уснуть, а снег пусть укутает наши уставшие, замёрзшие тела белым саваном. Но вторая половина меня была категорически против. Нельзя садиться, нельзя останавливаться. Нужно идти, а если не можешь идти - ползи!

Я выругался, пнул сержанта в бедро и, схватив его за руку, потянул на себя:

– Вставай, тряпка, слабак!

И тут я увидел, как когтистая пятерня схватила сержанта за другую руку и потянула его в сторону. Сквозь снежную заверть на меня смотрели голодные злые глаза. Третий вернулся. Сопя и урча, он стал подтаскивать сержанта к себе. Тот наконец-то очнувшись от морозного полузабытья, посмотрел по сторонам и, увидев, что схватило его за руку, истошно заорал. Сержант повернул ко мне красное обветренное лицо. Я никогда не забуду этого ужаса, этой жути в его глазах.

Мне очень хочется верить, что я сделал всё, что мог. Я держал его изо всех сил, но … третий оказался сильнее. Я до сих пор помню душераздирающий крик моего боевого товарища, когда эта тварь с торжествующим воем, утаскивала его в темноту.

Обессиленного и измождённого меня вскоре подобрала одна из поисковых групп. Командир долго расспрашивал, что случилось и где сержант Багулов. Потом приезжали какие-то комиссии из округа, вели расследование. Сержанта так и не нашли, ни живым ни мёртвым. Моему рассказу про тварь в буране не поверили, решили, что мы с сержантом потеряли друг друга и он, скорее всего, замёрз, а тело засыпало снегом. Ищи - свищи его теперь…