Пока я с незамутнённым интересом естествоиспытателя изучал окружающую обстановку, Кирюха куда-то исчез, оставив меня одного. Я больше никого здесь не знал и поэтому скромно подпирал стенку, мысленно понося Кирюху очень недобрыми словами. Мой взгляд остановился на высокой девушке танцующей неподалёку от сцены. Красавицей она не была, так, миленькая, курносая, с пушистыми светлыми волосами, таких пруд пруди, обычная соседская девчонка. Но что-то меня в ней зацепило, и я стал наблюдать.

Одна, без подружек, без парня, она покачивалась в такт музыки и блаженно улыбалась. Я подумал, что она возможно пьяная или обкуренная, но тут девчонка посмотрела на меня и приветливо помахала рукой. Быстрый танцевальный ритм сменился медленным, и я, немного потоптавшись на месте, набрался храбрости, подошёл к девчонке и пригласил на танец. Она представилась Алёной, и это имя ей удивительно шло. Её пушистые волосы приятно щекотали мне шею. Магия какая-то, но время с ней пробежало так быстро, так стремительно и вот диджей уже объявляет последнюю песню.

Я предложил проводить Алёну домой. Мы молча брели по едва уловимой во мраке тропинке, я взял её за руку. Алёна не возражала. Рука была необычайно холодной, словно льдинка. Я спросил Алёну, не замёрзла ли она. Алёна как-то по-особенному улыбнулась и отрицательно покачала головой. Мы остановились возле полуразрушенной церкви. Куполов нет, а в стенах чернели огромные дыры. Алёна сказала, что дальше пойдёт одна. Я пытался было возразить, но она упрямо повторила, что дальше пойдёт одна, тем более идти совсем не далеко, её дом сразу за железной церковной оградой. Я смотрел ей в след, пока тонкая фигура не скрылась в темноте ночи. Домой к тётке я возвращался в приподнятом настроении. Девчонка мне понравилась, хотелось увидеть её ещё раз.

На следующий день я всё утро ходил по пятам за дядей Андреем и выпрашивал у него мотоцикл. Неохотно, но он всё же дал мне ключи с наказом «не задирать хвост и не гусарить». Счастливый, я помчался к Алёне в деревню. Проезжая мимо Дома культуры я отметил, что вчера в сумерках он смотрелся гораздо представительнее. Сейчас же, при свете дня камень был не белый, а скорее грязно-серый, крыша вся в островках ржавчины, горнист без трубы и дискометатель без руки усиливали постсоветский декаданс.

Я доехал до церкви, вчера мы расстались именно здесь. Невдалеке виднелась заросшая высокой травой массивная кованая ограда. Я спешился с мотоцикла. Тяжёлые ворота, протяжно скрипнув, пропустили меня внутрь. Я замер в недоумении – передо мной на десятки метров вокруг раскинулось кладбище. Никакого дома, в котором могла бы жить Алёна, не было и в помине. Да и кому придёт в голову строить дом на кладбище. «Как же так?
– подумал я. – Зачем она сказала, что живёт здесь, зачем обманула? Неужели я так сильно ей не понравился?»

Сделав несколько шагов по тропинке, я остановился, неподвижная скорбная тишина обступила меня, в груди пульсировало и набухало едкое разочарование. Я ненароком взглянул на ближайшую могилу, с давно некрашеного памятника на меня смотрела чёрно-белая фотография. Фотография Алёны. «Рузакова Елена Владимировна, 1970 – 1987. Исчезли все надежды и мечты...» - прочитал я на могильной плите. Осознание пришло не сразу. Я тупо глазел на памятник, информация поступившая в мозг настойчиво требовала логического объяснения. Мою Алёна зовут, а эту Елена. Разные ведь имена или нет? У моего школьного приятеля есть младшая сестра Лена, а родители называют её Алёнкой. Лицо же на фото один в один.

– Испугался? – донёсся из-за спины насмешливый голос.

Я вздрогнул и резко обернулся. Рядом с железными воротами стояла Алёна, всё те же пушистые светлые волосы, всё то же лицо, что и на фотографии на могильном камне. Я молча смотрел на неё и не знал, что сказать. Наверное, у меня был дурацкий вид, потому что она заливисто рассмеялась.

– Ой, какой ты смешной! Успокойся, дурачок, это моя мама.

– Мама? – повторил я неуверенно.

– Да, мама. Она родила меня в семнадцать лет, а сама умерла при родах. Такое бывает...

Алёна отвернулась и стала смотреть куда-то вдаль. Я не знал злиться мне на неё или нет за такой розыгрыш, но, не много подумав, решил, что не стоит.

– Ты очень похожа на свою маму. Прямо копия.

Алёна не отвечала.

– А чей это маленький холмик рядом с могилой твоей мамы? Так вроде младенцев хоронят?

Алёна повернулась ко мне лицом и лукаво улыбнулась, в глазах приплясывали весёлые чёртики.

– Ты вроде на мотоцикле приехал? Покатай меня!

Она, смеясь, выбежала за ограду, я припустил за ней. Треск мотоцикла разорвал кладбищенскую тишину. Мы гоняли по всей округе, ветер свистел в ушах, а Алёна крепко прижималась к моей спине, обхватив меня ледяными руками.

Я хотел довезти Алёну до самого дома, но она опять отказалась, попросив оставить её у полуразрушенной церкви, аргументировав тем, что хочет зайти к маме на могилку. Я не настаивал, понимаю, что мама остаётся мамой, даже если она умерла во время твоего рождения и ты никогда её не видел. Я довёз Алёну до церкви. На мой вопрос, когда я смогу снова её увидеть, она не ответила, только улыбнулась той особенной, странной улыбкой, время от времени проступавшей на её лице.

Всё следующее утро я провел, торгуясь до хрипоты с соседкой бабой Тоней. За букет лилий с грядки она заломила цену эквивалентную золотому запасу небольшой страны. Отдав почти все карманные деньги и вылив на себя половину флакона туалетной воды, я с букетом лилий отправился в деревню к Алёне.

На мой вопрос, где живёт Алёна Рузакова, местные жители недоуменно пожимали плечами. Оказалось, что в деревне о девушке с таким именем никто и слыхом не слыхивал. Я стоял и не верил своим ушам. Опять обманула? Одна пожилая женщина вспомнила, что Рузаковы когда-то жили в деревне, но уехали в конце 80-х, после того как их единственная дочь умерла при родах. Ребёнок, девочка родилась недоношенной слабенькой и через три месяца тоже умерла. Женщина сказала, что точно помнит, что девочку назвали Алёной. Мать и дочь похоронены на старинном деревенском погосте, тот, что рядом с полуразрушенной церковью. Родственники вроде иногда приезжают, навещают могилки.