Пальцы его двигаются быстро, словно порхают в воздухе, листок складывается несколько раз, и вот на его ладони появляется кораблик. Он протягивает его мне и берет из рук сумку.

Невероятно, настоящий корабль, даже с парусами.

– Это мое обещание, – тихо говорит Леандер. – Твое место в море. Мы вернем тебя туда.

Внезапно горло сжимает так сильно, что становится трудно дышать.

У меня больше нет «Лизабетт», даже «Крошки Лизабетт». Мой капитан, моя команда погибли. Нет больше ничего, что было мне дорого.

Теперь я боюсь даже думать, что ждет меня в будущем. Завтра парни уедут, а у меня останется только этот бумажный кораблик.

– Спасибо, – с трудом выдавливаю я из себя и получаю в ответ улыбку.

– Мне рассказывали, что их делал мой отец. Когда я был ребенком, один из его друзей показал мне, как нужно. И я стал складывать все попадавшиеся мне на глаза листы бумаги, превращая их в кораблики. Мне казалось, что так отец ближе.

Уж я-то знаю, что значит мечтать, чтобы родной человек был рядом, поэтому киваю, не отрывая взгляд от кораблика.

– Это первый за многие годы, – продолжает он.

Мы молчим, погруженные каждый в свои мысли, а людской поток несет нас в сторону отеля.

Уже совсем рядом я спохватываюсь и говорю деловым тоном:

– Теперь сиди в комнате и не высовывайся, пока я не найду что-то получше, чем потертая одежда, чтобы тебя спрятать.

– Такую красоту не скрыть даже подержанной одеждой…

– Иди, несчастье мое…

– Иду, – смеется он.

Я провожаю его взглядом, он скрывается в переулке, карабкается по пожарной лестнице и скрывается за дверью. Никто в отеле не узнает, что мы выходили.

Я разворачиваюсь и направляюсь к подземной галерее. Внутри все скручивается в узел – надеюсь, причина не в еде, которую мы съели.

Спускаюсь по каменным ступеням и оказываюсь ниже уровня земли перед коваными воротами. Озираясь, иду по коридору и понимаю, что это цокольный этаж большого офисного здания. На стенах светящиеся гирлянды, наполняющие пространство золотистым светом.

Над каждым магазином светятся золотые вывески, буквы с завитушками. Место кричит о финансовом благополучии. По галерее прогуливается человек шесть посетителей. Они останавливаются у витрин посмотреть на торты и украшения. К дверям ночного клуба тянется очередь, ограниченная по обеим сторонам красным бархатным канатом. Названия места не видно: может, его и вовсе нет, как и у того бара. Над входом изображена женская рука, сжимающая пальцами яркий камень рубин.

Проходя мимо, слышу изнутри звуки ритмичной и громкой музыки, мельком вижу танцующих.

Иду дальше, ищу магазин, на витрине которого надпись: «Хэлли».

Внутри меня встречает девушка, почти копия той, с рынка, только чуть полнее, но с такой же коричневой кожей и копной заплетенных в косички волос. На ней вечернее платье из золотой ткани, переливающееся при каждом шаге сотнями огней. Улыбка так же очаровательна и мила, как у сестры. Заметив меня снаружи у двери, она вытягивает вверх палец и зовет меня.

– Ты похожа на девушку, которая ищет что-то особенное, – кричит она, и я, с трудом сглотнув, переступаю порог.

Хэлли тратит меньше четверти часа, чтобы перебрать вешалки с платьями и совершенно преобразить меня.

Ее удивляют слишком толстые, несформировавшиеся линии на моих ладонях. Она берет одну мою руку и внимательно разглядывает.

– Необычно, – произносит она с мягким мелласеанским акцентом.

Я с трудом подавляю желание вырваться.

– Алинорские, – тихо говорю я.

– Вот как…

Она мне верит, просто любопытная.

– Можно их как-то закрыть? – смущенно спрашиваю я и с трудом перевожу дыхание, так сильно сжимает грудь.

Она смотрит мне в глаза и сочувственно кивает. Не знаю уж, что она увидела.

И вот я стою перед зеркалом и смотрю на девушку, которую едва узнаю. На ней нефритово-зеленое платье с рукавами почти до самых колен, бусины образуют затейливый узор, расходящийся от талии по подолу. Когда я двигаюсь, бусинки ударяются друг о друга, будто щелкают. Тыльная сторона рук задрапирована кружевом, которое Хэлли быстро пришила на уровне запястий и надела петли на мои большие пальцы – получилась элегантная версия привычных мне перчаток. Тонкая ткань ласкает ладони, а внутри вскипает гнев и обида от воспоминаний. Я была так близко к успеху! Усилием воли заталкиваю чувства в сундук, туда, где они жили раньше. Захлопываю крышку и навешиваю замок. Так будет всегда.

– До тебя у этого платья было четыре хозяина, – довольно говорит Хэлли. – Обращайся с ним хорошо, и я верну тебе пять долларов.

После этого начинается бурная дискуссия по поводу обуви. Я прошу туфли на плоской подошве, Хэлли спорит, вскоре соглашается на каблук вдвое ниже, чем настаивала изначально, но все же он выше, чем нравится мне. Хорошо, что туфли застегиваются на ремешок и не свалятся.

Хэлли смотрит на меня критически, пока я, тренируясь, хожу взад-вперед по магазину мимо вешалок и шкафов с разнообразной одеждой. Наряды здесь везде, куда ни кинь взгляд, цвета режут глаз. Они будто сотни лиц их владельцев, которых я никогда не увижу.