Краем глаза замечаю только что пришедшее на мессенджер сообщение. Знаю, знаю, знаю, о чем там речь сейчас пойдет, поэтому, предвосхищая открытия письма, у Оли быстренько уточняю:

— Ты на пятидневке?

— Да.

— Плавающий, свободный, график? Отпроситься сможешь, в случае чего?

— Какое это имеет отношение к нашим двухнедельным встречам?

— У меня есть некоторые дела. Если спрашиваю, значит, важно. Отвечай, не куксись!

Отвожу от ее лица свой взгляд и опускаю глаза на освещенный экран мобильного — так и знал, расплываюсь в широчайшей улыбке:

«Следующая неделя, пятница, возможно суббота. Погуляем, Леша? Жду тебя».

Определенно — да! Всенепременно!

— Я не настаиваю на своем присутствии в Вашей интересной жизни, Алеша. Свои дела решайте сами, меня не впутывайте и не ждите, что я буду подстраиваться и менять под Ваши сроки свои намерения и планы. Этого в течение четырнадцати дней точно не будет.

Алеша? Не поднимаю голову и даже не дышу, чтобы не спугнуть эту трепетную аристократическую лань, но, затаив дыхание, все слушаю и подмечаю. Мне кажется, сейчас там происходит некоторое потепление или одалиска просто по-женски, пакостливо, со мной играет. Поиграет-поиграет, а потом, как ненужную разобранную игрушку — того использованного латексного мальчика на запчасти разберет. Ну что ж такое, опять про похоть, секс и прелюбодеяние все мысли! Застой внизу и стойкое желание? Наверное! Надо бы унять и разрядить гранату!

— Я могу идти? — она наклоняет голову и заглядывает в мое лицо, уткнувшееся в дисплей электронного устройства. — Вам неинтересно? Устали? Или что?

— За город со мной поедешь. Два полных дня — пятница, суббота, а воскресным вечером возвращаемся на базу, то есть домой, — поднимаю голову и пытаюсь прочесть ее ответ по охренеть каким расширенным зрачкам. — Проживание, естественно, раздельное, о своей целостности не переживай.

— Нет. О совместном проживании с Вами, — ухмыляется и закатывает глаза, а я ловлю очередной приход от ее надменного взгляда, — не может быть и речи. Ха! Как говорится, размечтался!

— Легко ведь, да?

— Я сказала — нет! Но да, Вы правы, легче не бывает.

— Я про «размечтался» — без всяческих расшаркиваний, поклонов, челобитных, да и про «Алеша», про мое имя, которое ты произнесла. Спокойно и без истерик. Не сложно, Оль?

— Нет, — ухмыляется и подается корпусом ко мне, вперед, — это мой ответ о совместном внеплановом уик-энде. Никуда не собираюсь выезжать, тем более — с ночевкой. А имя…

Похоже, Климова истощилась или подбирает какое-нибудь уничижительное объяснение. Не стану спорить, пусть радуется хоть таким победам — через четыре дня одалиска будет не только меня ласково называть, но и стопроцентно лезть на шею.

— Тебе понравится! Уверен! — откидываюсь на спинку стула, указываю подбородком на опустошенную корзинку. — Вкусно? Ты все? Теперь проветримся, таинственная незнакомка? Покатаемся? А?

— Мне пора домой, — вытирает ручки, поправляет волосы, поднимает воротник и теребит ручку своей сумки. — Вы меня проводите?

— Даже подвезу, одалиска, — ловлю яростный взгляд, ухмыляюсь и легким касанием притрагиваюсь пальцем к кончику симпатичного носика. — С ветерком и музыкой! Тебе понравится, изумрудик!

Одновременно с ней выходим из-за стола, я властным жестом, чего греха таить, по-хамски, нагло, очень борзо и самоуверенно, заграбастываю себе под бок вовремя не сориентировавшуюся девчонку, а, оглянувшись на одно мгновение назад, тут же замечаю скалящуюся рожу Макса и его поддерживающий дружеский кулак:

«?No pasaran!* Брат! Победа будет за нами! Смирняга, я желаю тебе удачи — она тебе, зверски чую, вот-вот понадобится!».

А я, подмигивая Зверю, одними губами говорю в ответ:

«Прорвемся, брат!».

*?No pasaran!* (исп.) — (Они) не пройдут! — политический лозунг, выражающий твердое намерение защищать свою позицию.

Красивые стройные ножки, обтянутые в черный невесомый капрон, сапожки, тонкий невысокий каблучок, слишком узкая и строгая юбчонка с выглядывающими острыми коленками, коротенькая распахнутая косуха с заклепками, массивным замком с чьей-то черепной коробкой на бегунке, белоснежная футболка и шейный платочек в мелкий красненький горошек, повязанный вокруг изящной тонкой шеи. Ну, как-то так, таинственная незнакомка. Ты прекрасна, ни дать, ни взять, ни доказать, ни опровергнуть — тут только лицезреть и наслаждаться, облизываться и слюнявить самому себе сильно дергающуюся грудь. Господи, а там что? Твою мать! Что я вижу — просвет, просвет, ткань слишком тонкая, а там под ней определенно лифчик, он же — бюстгальтер, и он же — хранитель мужской радости и одновременной грусти? Естественный фетиш для таких, как я! Что это? Мой адский сон — я вижу и не могу потрогать, я улетаю, отъезжаю и… Ольга медленно подходит к автомобилю, упирается двумя ногами в землю и открывает переднюю дверь.

— Доброе утро, Алексей! — привычно произносит, затем пытается растопырить ножки, чтобы забраться внутрь. — Я… Я… О, Господи! Прошу прощения. Одну минуту.

Ну-ну! Не извиняйся, Оленька. Просто чуть-чуть повыше ногу подними, но ни в коем случае не скрещивай! Ни-ни! Да что ж такое-то! Ну же, одалиска, еще немножечко. Ну! Ну! Ну! Нет! Увы! Климова поворачивается ко мне спиной, опирается ладонями о мягкую обивку и фактически запрыгивает задом в салон моей железной малышки. Вот же стерва! Рассчитывал на утренний экстаз — не вышло, «Алексей Максимович», снова не судьба. Ольга Климова — отъявленное динамо, задуренная аристократка с определенными садистскими наклонностями. И так уже четыре дня! Сегодня вроде пятый из начисленного срока — так, кажется? Я в этом совершенно не уверен. С ней теряется моя устоявшаяся временная петля, но мы точно топчемся на месте и никак не идем на планируемое дружеское сближение. Мой метод не работает, а стало быть, патента в ближайшем будущем мне не видать. Этой женщине не нужен друг, а уж тем более друг-мужчина. Она права!