Я выхожу из-за ширмы, разглаживаю юбку, расправляю воротник блузки и одергиваю рукава. Он поднимает голову и ждет моего ответа. По-моему, врач рассматривает меня мужским печальным жалостливым взглядом. Он сейчас выражает сожаление? Сочувствует мне? Переживает за меня?

— Два года. Ровно! Мне сказали, что нужно регулярно показываться — внутренний, наружный шов, рубцы, общее состояние, но я обратно, домой, переехала, то есть вернулась. У специалиста не была месяцев шесть-семь — были тяжелые семейные проблемы. Вы… — сжимаю и разжимаю кулаки, сильно, до побелевших костяшек, — прошу прощения… Со мной что-то все-таки не так?

Резко замолкаю и отворачиваюсь от врача, не спеша, блуждающим взглядом, рассматриваю плакаты, развешанные в этом кабинете, задерживаюсь взглядом на «Профилактика заболеваний, передающихся половым путем».

— Присаживайтесь, — он замолкает, похоже, ищет в карте мое имя. — Ольга Сергеевна, Вас что-то беспокоит, где-то болит или тянет? С чего Вы взяли, что есть проблемы? Или хотите что-то еще мне рассказать?

— Нет-нет, — мило улыбаюсь, стараюсь скрыть волнение, но, по правде говоря, у меня имеется всего один интересующий меня вопрос. — Это очень важно для меня. Поймите, пожалуйста.

— Прекрасно понимаю. И не обманываю своих пациенток никогда. У Вас все в норме. Скажу так, отличное заживление и в дальнейшем превосходные шансы на успех.

Громко выдыхаю и прикрываю двумя руками самопроизвольно растягивающийся рот.

— Большое спасибо. Вы меня очень успокоили. Правда-правда…

— Тогда я отпускаю Вас и жду результатов анализов, но, если откровенно, то я абсолютно уверен в их удовлетворительном качестве. Я не увидел никаких физиологических проблем, думаю, что химические реактивы это гарантированно подтвердят в медицинской лаборатории. Всего доброго, Ольга Сергеевна, — он опускает голову вниз, начинает что-то записывать в тот свой большой журнал, а я сижу, не двигаюсь, прокручиваю пальцы и тереблю тонкий ремешок сумки.

— У Вас ведь есть ко мне еще вопросы? — Юрий Григорьевич откладывает ручку, сводит руки в замок и пристально на меня смотрит. — Ольга Сергеевна?

— Я принимала раньше некоторые таблетки, но они мне, как Вы, наверное, поняли, не очень помогли. И вот плачевный результат. У меня сейчас — так получилось, возникла потребность, — мне очень неудобно перед мужчиной, раньше было проще, я начинаю заикаться и бегать взглядом по своим дерганым рукам, — принимать что-то подобное снова…

— Только барьерный метод — презервативы, как возможный вариант. Я бы пока не рекомендовал Вам таблетированный прием. Не стоит. Это проблема? Ваш мужчина против?

Об этом я на сегодняшний день ничего вообще не знаю.

— Будет надежнее, тем более в настоящее время, и по Вашей субъективной причине — раз не помогло тогда, значит, есть какие-то противопоказания. Именно такой способ, как говорится, не имеющий аналогов, Вам точно подойдет. Поговорите с партнером, если он возражает, тогда подберем для Вас что-нибудь щадящее, индивидуальное. Найдем возможности, с этим сейчас нет никаких проблем. Договорились?

Я выдыхаю:

— Да.

Из поликлиники вылетаю слишком воодушевленная. Улыбаюсь, подставляю лицо майским солнечным лучам. Я успокоилась, что нет проблем, что меня тут нормально приняли, что все идет своим чередом, что все еще возможно, что…

И спустись на землю, «Ольга»! Полет фантазии прерывает слишком громкий телефонный звонок:

«Абонент Смирнов Вас беспокоит!».

Я ведь забыла ответить на сообщение Алеши. Наверное, сейчас будет весьма странный разговор. Я так и не прочитала, что он написал, чего в том сообщении добивался, чего хотел, о чем просил. «Климова», с тобой так всегда! Летаешь в облаках, воодушевляешься, мечтаешь, а потом основательно заходишь в нереализуемое пике.

— Привет, — у него очень спокойный голос. — Оль? Оля-я-я? Фух, фух, — дует в трубку, — меня там хорошо слышно. Климова, привет!

Последние дни Смирнова не узнать, как будто подменили. Он очень много шутит, но мы редко с ним встречаемся. Это странно, по крайней мере, для меня. Все происходит гораздо реже, чем в те разы. Алексей, по-моему, избегает встреч и страшится своих активных действий. Похоже, что сильно боится. Чего или кого? Меня? Он больше не настаивает на каждодневных завтраках, обедах или ужинах, такое впечатление, что Смирнов, не видя «Климову», нагуливает свой нездоровый мужской аппетит. Как будто он выжидает, высматривает, выслеживает или подгадывает те самые очень нужные моменты, а когда происходит наше задуманное графиком столкновение, то Алексей выплескивает все, что за дни предусмотренной разлуки накопил. Он держит меня за руку, при этом подтягивает мое тело почти вплотную к себе, шепчет в ухо, целует макушку, тщательно осматривает и рассматривает, словно никогда до этого не видел, мягко массирует пальцы, иногда подносит кисть к своим губам — что-то шепчет, как будто упрашивает, мягко заставляет согласиться на что-то большее, чем я сейчас могу ему дать. Мне почему-то кажется, что он так извиняется за то, что произошло в том жутком закоулке, словно выпрашивает, вымаливает прощение, но извинительные слова ему не очень для дрессуры поддаются, вот он и пытается ненастойчивыми, но постоянными, действиями хоть как-то весь этот мир реализовать. Надо заметить, что он очень постоянен в своем рвении…

— Привет. Да-да, я здесь, внимательно тебя слушаю, — тихо отвечаю в трубку.

— Ты получила сообщение? Что скажешь? Принимаешь? Согласна?

Это он о чем? На что согласна? Там было какое-то предложение, которое я должна была рассмотреть, а потом принять, там он спрашивал мое мнение, а не просто интересовался, как дела? Отвожу руку с телефоном от уха, пытаюсь выцепить бездумно потерянный информационный пакет. Ты — везучая, задуренная деваха, «Оленька»! Хотела вроде бы пофлиртовать, в результате пропустила важные известия.