«Ты опять, Климова? Того, что было, оказалось мало? Не хватило? Еще хочешь, Оленька? Как там… У стены, у книжных полок, в центральной городской библиотеке, одной рукой?».

Стоп! Нет!

Как ни стараюсь, как ни кручусь и суечусь, но город меня в элегантном шоколадном платье, увы, никуда не пропускает, и я, естественно, уже опаздываю на целых пятнадцать минут. Без конца смотрю в темный экран телефона — он больше не звонит, не пишет. Несколько раз снимаю блокировку, начинаю сумбур какой-то набирать, потом все вытираю, выключаю, отшвыриваю в сумку и, посидев спокойно секунд пять, снова вытаскиваю и одним пальцем строчу:

«Леша, я приеду. Стою в пробке. Извини меня, пожалуйста».

Отправляю. Жду отметки о доставке — есть, о прочтении — есть, замираю в ожидании, а в ответ — его «стоическая тишина».

«Я на проспекте Маяковского. Алексей, пожалуйста, не обижайся…» — отправляю, опять жду каких-то действий и ничего. Игнор, уже, наверное, классический черный список, возможно, я уже добавлена в какую-нибудь спам-рассылку и меня разыскивает ФСБ. Он меня воспитывает, к порядку приучает, дрессирует, как свою кобылу объезжает, или что? В конце концов, что тут такого? Женщинам положено опаздывать на свидания — такая у них судьба, карма, не знаю, доля. Что не так?

Наконец, в половину седьмого я выскакиваю из такси и самым широким, из моих возможных, шагом вприпрыжку подскакиваю к центральному входу этого кафе. Открываю дверь, захожу — в огромном зале никого нет, лишь в самом дальнем углу ютится миленькая компания — Алексей, стоящий ко мне спиной, заливисто смеющийся Максим, подскакивающая невысокая немного округлившаяся в щеках женщина с маленьким живым комочком на руках. Она осторожно, мягкой поступью, приподнимается на носочках, нешироко раскачивает ребенка, словно на волнах, а тот покряхтывает и поднимает вверх глазенки, затем улыбается до ямочек на щеках, смешно причмокивает и неуклюже прихватывает мать за подбородок. Я резко останавливаюсь в проходе, топчусь на месте, не знаю, куда теперь пристроить себя, затем встряхиваюсь и все-таки решаюсь подойти к ним.

— Ребята, добрый вечер, — одними губами говорю. — Здравствуйте, извините, что так поздно…

Меня, по всей видимости, не слышат и не замечают. Я прокашливаюсь и произношу еще немного громче

— Алеша, привет. Извините, пожалуйста, за опоздание…

Он вздрагивает, оборачивается и с широчайшей улыбкой быстро подходит ко мне. Склоняется к лицу и прикладывается слишком горячими губами к моей щеке, тут же подбирается к уху и шепчет:

— Спасибо, одалиска. Спасибо, что пришла. Красивая такая…

Обнимает меня за талию, привычным жестом притягивает к себе и подводит нашу слипшуюся компанию к, я так понимаю, семье Морозовых.

— Это Надежда, жена Максима, которого ты уже знаешь. А на руках маленькая крыска Сашка, моя будущая крестница. Кукла, ведь у нас все в силе? Мы договорились? Через месяц эта дама моя?

— Естественно, Алексей Максимович, все в силе. Не разочаруй нас! А Вы, — она с улыбкой обращается ко мне, — Оля Климова?

— Да, — недоуменно смотрю на Смирнова. — Вы знаете меня?

— Смирняга нам все уши прожужжал. Мы были в курсе, кого еще ждем. Он даже порывался ехать к Вам на выручку, Вы ведь в пробке застряли? Наш мнительный услужливый Алешенька слишком сильно переживал, — с последними словами она подходит ко мне вместе с маленьким ребенком. — Дочечка поздоровайся с очень красивой тетей.

Малышка мутным взглядом рассматривает меня и тянет ручку, пытается ухватить за нос. Я наклоняюсь ближе, не отворачиваюсь и сама предлагаю ей свое лицо. Она трогает все, к чему имеет свободный доступ. Кончик носа, подбородок, губы, брови, правда, длинные сережки пришлось убрать. Острые края и очень мелкие каменные детали. А утомившись со мною забавляться — это происходит очень быстро, она пристраивается на плечо к своей матери, но все же искоса нет-нет, да и посмотрит на меня. Сколько ей по возрасту? Четыре, пять месяцев? Она очень меленькая, крохотная, просто миниатюрная, а вот по внешности… На кого эта крошка больше похожа? Я неосторожно смотрю то на Максима, внимательно разглядываю его лицо, фигуру, индивидуальные телодвижения, то вдруг на без остановки двигающуюся Надю, затем еще раз на Морозова, потом опять на нее, теряюсь, висну, начинаю что-то вспоминать, естественно расстраиваюсь и:

— Она немного похожа на меня, — Алексей с самодовольством гордо выдает. — Что-то ведь точно есть? Определенное внешнее сходство и мои повадки. Она чувствует меня, принимает как родного, заигрывает и даже строит глазки. Маленькая Голден леди!

— То есть? На тебя?

— Посмотри, присмотрись внимательнее. У меня, — он улыбается, — есть тоже ямочки на щеках. У меня на правой, а у нее на обеих. Это индивидуальный ген, который передается по наследству…

— Ты? — я удивленно выпучиваю глаза. — А Максим… Я… Алексей! — злобно шиплю. — Ну так же нельзя! Это пошло и недопустимо.

Он был и с этой женщиной в интимных отношениях? Смирнов, не произнеся ни звука, берет мою кисть и пристраивает ее тыльную часть возле своих губ. Держит руку, мягко перекатывает мои пальцы, невесомо целует и с очевидной нежностью смотрит из-под бровей:

— Я так ждал тебя и волновался. Это важно? Для тебя?

— Извини, пожалуйста. Вы друзья…

— Ты об этом? — он хмыкает и спокойно объясняет. — Нет, конечно, Надька для меня, как сестра, а он — крестник моей мамы. Мы не делимся с братьями своими девушками — это откровенный фарс, глупость, даже некоторая пошлость. Противно потом с братом обсуждать нательные родинки своей жены. Ты опоздала, а я переживал, что вообще забыла и не приедешь, кинешь это неподъемное и гиблое дело…