— Что не поделили? Что произошло? Леш, давай не виляй. Несдержанные на эмоции и бестактные в суждениях, цинично-ироничные и иногда продажные уже покинули наш приватный чат, остались стойкие, выносливые, тяжелые характером ребята. Ну, я жду, Смирняга! Теперь типа твои слова! Вступай!

— Ты — мой психолог, что ли, Зверь? Что-то я не пойму! Вот ни хера не догоняю! Что вам всем от меня надо? — прикрываю глаза и последний вопрос практически шепчу.

— Можешь не отвечать — все уже понятно. Значит, поругались!

Ему все понятно? Все? Все-все? Вот прям все-все-все? А мне вот ни х. я не ясно!

— Поругались! И? — поднимаюсь и ставлю локти на стол, видимо, от употребленного алкоголя я стал слишком неустойчив, они соскальзывают и с краешка уходят вниз, а я усиленно прикладываюсь подбородком, прикусываю язык и грязно матерюсь. — Да еб.ный в рот! Что тебе понятно, Макс? Поругались или не поругались, тебе какое до этого всего дело…

— Мне? Абсолютно никакого! Вот ты увяз в ней, Леша. Увяз! Основательно! Не знаю, что там насчет, бесповоротно, тут тебе уже лучше знать…

— Тебе бы еще, Зверина, в цирке телепатом выступать…

Он не дает мне договорить, делает резкий выпад и хватает за шею. Теперь мы смотрим друг на друга практически впритык — глаза в глаза. Я ни хрена не вижу — все сильно расплывается, а Макс давит лбом мне переносицу — кость скрипит, а башка уже болит.

— Отпусти меня, — шиплю. — Пусти, сказал! Руки прочь, Зверина!

— На хрена сегодня так нажрался? Леш? Что не так?

— Не знаю, не знаю, не знаю, — шепчу ему в морду и выкручиваюсь. — Пусти, козел, мне больно. Захотел выпить, вот и реализовал!

— Помнишь, что я говорил? — спокойно продолжает.

— Так ты тему-то освежи! В каком хоть направлении каталог воспоминаний открывать?

— Мать сделала тебе чрезвычайно неудобное одолжение, оказала медвежью услугу, брат. Тонечка устроила своему сыну просто адову засаду. Я думаю…

— Как погляжу, ты думать научился, Макс? Давно ли? А Надька в курсе, что кроме яиц, ты нарастил себе еще и мозговую атрибутику?

— Я не слушаю тебя, Леша. Не слушаю! Потому что ты сейчас, во-первых, пьяный, а во-вторых, и на финал, ты очень-очень не прав. Резво отрицаешь очевидный факт, а это самый верный признак. Ну и хрен с тобой! А зачем так нажрался? Еще раз задаю вопрос! И куда, скажи, пожалуйста, заказывать теперь такси? Родители оценят внешний вид своего старшего сынка. Смирный будет счастлив лицезреть то, во что ты сегодня посредством алкоголя превратился.

— Да не нажрался я! С чего ты взял? Выпил много, — улыбаюсь и потираю бровь, — не отрицаю, но не вдрабадан. Макс, у меня все нормально! Я же ваш Смирняга, веселый баламут. Грязный мальчик от кувалды и станка. Смирновский старший сын, Алексей Максимович, сука, Первый, он же Великолепный. Прекрасный старший брат, скрывающий грехи младшенького дебила, великолепный друг, вытягивающий из жопы мира своих задроченных семейных упырей, я даже был мужчиной-подружкой невесты — персональный рекорд, практически никем неоспоримый. Я — Алексей Смирнов, Единственный, наверное, Непобедимый! Я — вечный приятель и верный друг. Я…

— В этом и беда, Леха. Ей ты, видимо, уже не друг. Но все еще пытаешься по-дружески стать ближе, — он прищуривается и начинает растягивать губы в своей звериной долбаной улыбке, — и делаешь вид, что все просто зашибись и все идет по плану, вроде так сценарием задумано. Я такое тоже проходил! Так что ты натворил, Смирняга? Время каяться! Давай, мне, как другу, даже брату, можно. Вдруг я дам тебе дельный мужской совет?

— Ты? — кривляюсь и рожей сомневаюсь. — Ты можешь дать дельный совет? Твою мать! Морозов, ты от кулинарии Бог, но в остальном, ты, извини, конечно, — стопроцентный дятел. Я могу напомнить, как мы дружно разгребали ваши с куклой странные отношения. Признаюсь, что тайком начинал подсчитывать финансовые убытки, которые мог понести, если бы вы тут с Прохоровой устроили свое ледовое побоище. А вы могли! Вполне! Учитывая задроченность твоего характера и ее одну охуительную черту: «Я — Надя Прохорова, я — папина золотая кукла, но я Морозова Максима до беспамятства люблю»…

— Но-но, Великолепный, ты говоришь сейчас о моей жене. Выбирай выражения, фильтруй свой быдляцкий базар. Причем тут это? Просто сказал и не подумал, ЛешА?

— Что тебе надо, Макс? — тяжело вздыхаю. — Я что-то за сегодня так устал, а тут ты по-щенячьи пьяным взглядом заглядываешься на меня. Я волнуюсь за свою невинность.

— Не трону — не переживай. Что случилось? Просто поделись и точно станет легче.

Что ему сказать? Я влез туда, куда не надо было. Теперь прекрасно это понимаю, да только вот с уразумением, видимо, немного опоздал. Я поставил знак «плюс» там, где очевидный «минус», да к тому же, своим любопытством и недоверием оскорбил ее. Поэтому заслуженно огребаю и готов, если уж по чесноку, и дальше все это грести, лишь бы не напрасно было. Жду нашей оттепели, как медведь в берлоге, но пока по транслируемому прогнозу — мороз, пронизывающий ветер, град, тяжелые природные осадки, а над будущими отношениями незапланированный густой туман.

— Родители повздорили, Зверина, — свои секреты храню, а чужие с легкостью раскрываю.

— А это еще тут при чем? — Макс выпучивается на меня.

— Отец не оценил материнский дружеский порыв. Вернее, оценил, но явно не одобрил, — притягиваю плечи к ушам и резко их опускаю. — Вот так, Максим!

— Давно?

В тот же день, вернее, вечер, нашего триумфального возращения в летний город.

— Три недели назад, — тянусь за стаканом, а Макс подальше отодвигает. — Блядь, да перестань. Я что тебе, ребенок?