— У меня нет детей, Смирнов. А ты… — она низко опускает голову и беспорядочно двигает губами. — Беспардонный, самоуверенный, беспринципный, наглый… Ты — жалкий подлец… Тварь!

Последнее выплевывает мне в лицо.

— У капитана Дмитрия Константиновича Черненького после его смерти осталась жена и маленький больной ребенок, сын. Я подумал, что… — добавляю объяснения и тут же резко замолкаю. — Прости меня.

— Отпусти.

— Я хочу помочь, — тяну ее за руку. — Могу помочь! Оль, пожалуйста, попроси меня. Если ты в беде…

— Ты тронулся умом, Смирнов? Помочь? В чем? А главное, чем? Повторяю еще раз, — полосует взглядом и все-таки освобождается, — у меня нет детей и в твоей помощи, как и компании, я абсолютно не нуждаюсь. Думаю, что это и есть тот самый, как ты там говоришь, фееричный конец.

— Ты не уедешь отсюда сама! Этого точно не будет, даже не мечтай! — рявкаю в лицо. — Не уедешь на маршрутках, на попутках, на автобусах и электричках. Я сам лично отвезу тебя туда, откуда забрал. Доступно? Информация принята. Отвечай!

Климова отходит от меня и начинает подниматься по ступенькам. Карабкается, спотыкается, как будто бы бубнит, сама с собою разговаривает, отряхивает руки, быстро смахивает слезы и резво распускает свой лохматый хвост.

Твою мать! Стерва с придурью! А ты дурак набитый! Зачем открылся и вообще все это рассказал? Вспомнил даже мертвого «героя». На кой хрен? И что узнал по факту вашего эмоционального разговора? Да, ни хера. Одно болото, глушь, топь, мрак и тьма — одна сплошная тишина. Теперь, правда, добавились надутые женские губы. Сука! Пора завязывать — все нервы вытрепала, еще и откровенную ересь напоследок приплела. Преследую, расследую, слежу и навожу. Больно ты мне сдалась, душа моя!

— Что у вас с ней случилось? — Петька шепчет за столом. — Она ведь встала и ушла, ничего не ела, не позавтракала, и даже не сказала «спасибо». Только «доброе утро» и «как дела». Ее здесь нет? Я ведь правильно все ощущаю?

— Красов, только ты, пожалуйста, не начинай. Сидит угрюмая на лавочке и взирает томным взглядом на наш обмелевший «океан». От нас с тобой, как от недостойных, ушла.

Он хмыкает и протягивает мне для пожатия свою руку. Жму и быстро убираю.

— Я был не прав. Даже несколько раз, Петюня. Вот такие на сегодняшний день наши с одалиской дела!

— Всего-то? Я думал, что вы в горизонтальном положении не совпали, а тут пока или всего лишь гребаный «не прав». Так извинись, — он мне предлагает. — Не вижу никаких проблем. Скажи нужные слова и сядьте за стол, нормально позавтракайте, я уйду — мешать не буду. И…

— За что? За что я должен извиняться и просить прощения? Может быть, мне на колени стать? Что за детский сад!

— За то, что был не прав. Смирняга, все очень просто. Перед этими, — кивает в сторону и, как это ни странно, в спину Климовой четко попадает головой, — святое дело. Как говорится, сам Бог мужикам велел. Даже можешь с походом отвалить ей вежливых слов. Поверь мне, лишним никогда не будет.

— Я не прав, но не виноват, Петруша. Не виноват! Это очень разные понятия. И я не раб, чтобы перед бабой пресмыкаться. Тем более, что она не менее не права в том, что между нами произошло. Ее вина не меньше…

— Но суть-то одна — ты должен извиниться первым, Леха, даже если…

— Твою мать! — обрываю друга. — Я должен, я не должен, а она… В чем ее предназначение? Молчать, дуть губы, устраивать мне истерику с основной мелодией «да как ты мог, Смирнов». Я, — стараюсь не кричать, но что-то, видимо, долетает до прекрасных женских ушек, потому что я вижу, как вздрагивают ее плечи и дергается спина, — не хотел влезать. Так получилось!

— Сейчас не надо! Не посвящай в это все меня. Но, — обнимает за плечо, — прими мой бесплатный совет и извинись перед Ольгой, так сказать, на должном уровне. Как следует, а не так, как будто ты ей сделал одолжение. Ты же можешь, умеешь, а главное, сам понимаешь и даже хочешь. Я ведь вижу, Леха! Мне видно все…

— Ну да, забыл еще добавить «Ты так и знай!».

— Пока не поздно, Леш, и можно все исправить. Я не знаю и не хочу знать, что произошло, но, — он поднимается, опирается руками на столешницу и аккуратно выходит из-за стола, наощупь ищет свою палку и тонким свистом подзывает пса, — женщина всегда права! Из песни слов не выкинешь…

Она права? В этом сомневаюсь! А вот в себе уверен на все сто.

— Идем домой? — подхожу к сидящей на скамейке Климовой и осторожно трогаю ее за плечо. — Оль, я тебя прошу, пойдем со мной.

Она молча поднимается и проходит, не поднимая глаз, мимо меня, далеко вперед.

Тут хорошо, прекрасно, волшебный чистый воздух, душевная компания, чудесный одинокий дом, морской пейзаж… Мужчина, женщина, их отношения, а на финал — какая-то задроченная тайна, мой интерес, неосторожно брошенное слово, «не буду извиняться», но все-таки: