Вечер был на удивление солнечным, и, раздумывая, не постирать ли одеяла, я открыла наш большой платяной шкаф. Рядом со стопкой одеял я обнаружила чёрную дорожную сумку. Никогда прежде я её не видела. Она казалась весьма дорогой и была размером с чемоданчик для ручной клади. Интересно, откуда она у Наму? Я подняла сумку одной рукой. Тяжёлая. Ни кодового, ни какого-либо другого замка на сумке не было.

С тяжёлым сердцем я расстегнула молнию. Сумка была битком набита купюрами в пятьдесят тысяч вон. Деньги лежали пачками, и я нерешительно протянула к ним руку, когда мне в ноги уткнулась Эни. Она смотрела на меня такими ясными глазами, будто всё понимала. Я поспешно убрала сумку обратно.

* * *

— Да я как раз собирался тебе рассказать, — Наму оставался относительно спокойным. Он запер открытые окна, даже опустил жалюзи и только после этого начал говорить. — Если что, можешь мне не верить.

В этот момент я остро почувствовала, что после разговора пути назад уже не будет. Наму рассказал, что не так давно его разыскал один человек, и когда они сели в кафе на первом этаже бизнес-центра, где работает Наму, этот мужчина признался, что он старший брат Наму.

— Какой такой брат? — удивилась я.

— Родной брат.

— Но ты говорил, что ты единственный ребёнок!

— Да, говорил, — Наму избегал смотреть мне в глаза. — Но тем не менее брат есть.

Я ничего не понимала. С самого первого дня нашего знакомства Наму повторял, что они с мамой всегда жили вдвоём. Ещё рассказывал, что у мамы было много сестёр, поэтому он рос, окружённый их любовью и заботой. Он хорошо понимал важность семьи, и даже когда мама умерла, по-прежнему продолжал регулярно навещать родственников с её стороны. Он сам всё это рассказывал мне. Об отце он за всё это время не обмолвился ни словом, а я и не спрашивала. Если мне не интересна судьба моего собственного отца, с чего бы вдруг я стала расспрашивать других про их родителя. Я была в замешательстве вовсе не из-за того, что узнала правду. Просто до последнего момента я была твёрдо уверена, что Наму не из тех, кто может хитрить и врать.

— Он, конечно, мой кровный брат, но… — Наму замялся. — Только наполовину.

Повисла тишина.

— Я сам не знал. Брат сказал, что мы виделись однажды в моём младенчестве, но после этого никогда больше не встречались.

Что ж, это не такая уж редкая история. Взять хотя бы моих родителей: они разошлись много лет назад, завели новые семьи и живут припеваючи. И я тоже никогда не рассказывала об этом Наму. Но сейчас по-настоящему меня интересовало только то, какое отношение имеет свалившийся как снег на голову старший брат к куче налички в нашем шкафу.

— И эту сумку дал тебе брат?

Наму кивнул.

— Это вы делите какое-то наследство?

— Нет, пока нет.

Я заметила, как забегали его глаза, но он тут же взял себя в руки.

Тогда я ещё не знала, что скрывается в этом «пока». Я могла только предполагать, что это запоздавшая компенсация или отложенные алименты, причитающиеся ребёнку, оставшемуся без отца. В любом случае, удача улыбнулась Наму. Потому что далеко не для всех обретение утраченной семьи становится радостным событием. Те жизненные истории, которые мне довелось узнать, были совсем не похожи на умиротворённые картинки, часто присутствующие в оформлении календарей. По сравнению со степенью родства старшего брата важнее было то, берёт он деньги или отдаёт. Меня интересовало только одно: Наму и дальше собирается просто держать эти деньги в шкафу?

— Деньги-то я взял, но тратить их не могу.

— Где это видано, чтобы деньги нельзя было просто взять и потратить?

— Мичжи, везде. На свете нет таких денег, которые можно просто взять.

Настроение упало. Я чувствовала себя как на экзамене. Наму вежливо намекал, что единственным полноправным хозяином сумки с деньгами был он, а я не имею к ним никакого отношения. Ледяным тоном я ответила:

— Тратить их или нет — решать тебе; другое дело — где ты их хранишь! Потому что это наш общий дом, и это в равной степени и мой шкаф! И ты сам прекрасно знаешь, что мы живём в небезопасном районе!

Я не выдумывала. Несколько месяцев назад к нам в дом действительно приезжала полиция из-за того, что чью-то квартиру ограбили. Учитывая наш неспокойный район, сумка с деньгами казалась мне бомбой замедленного действия. Тик-так-тик-так — отсчитывала время секундная стрелка в моей голове. Только я собралась уйти, Наму проворно схватил меня за руку. Он огляделся по сторонам и произнёс тихим вкрадчивым голосом, словно член отряда самоубийц, собирающийся выдать государственную тайну:

— Это своего рода аванс.

— Аванс за что?

— Смерть.

Я уставилась на стиснувшего зубы Наму.

Если в интернет-поисковике вбить запрос «Чхве Тону», то самой первой окажется ссылка на сайт «Клиники пластической хирургии доктора Чхве Тону». Однако попасть на этот сайт невозможно, потому что он раз за разом показывает сообщение «истёк срок регистрации домена». Наму сказал, что его старший брат был директором этой некогда существовавшей клиники, от которой теперь остались лишь незначительные следы в интернете. В Гугле можно найти даже фотографию врача в синей хирургической форме, подписанную «Чхве Тону». Неизвестно, когда эта фотография была сделана, а по лицу врача было трудно определить его возраст. Он выглядел одновременно энергичным, приветливым, уставшим и озлобленным. Сколько бы я ни вглядывалась в его лицо, я не могла найти ни одной общей черты с Наму. Возможно, они оба были похожи на отца, но судить об этом, ни разу не видев их отца, я не могла. А сколько бы я ни искала, я так и не нашла в интернете фотографии их престарелого родителя. У самого Наму не было ни одного снимка с отцом. Да и сам лично он его ни разу не видел после 1988 года.