В ту ночь Пак безостановочно плакал. Он всхлипывал, сморкался, снова всхлипывал — и так по кругу до утра. Он всегда в обществе своей юной возлюбленной был сентиментальным и щедро выражал свою любовь к ней, но впервые он настолько отчаянно вывалил все свои чувства напоказ. Ян следовало усомниться: не является ли их любовь тем же горячим сакэ, скрытым от глаз в керамическом графинчике. Они отпивали по рюмке сладковатого напитка, и в конце концов графин опустел. Нет такой бутылки, которая не опустошалась бы, если продолжать наливать и наливать из неё. Прежде чем из глаз его полились слёзы, Пак рассказал о заговоре против него. «Меня поймали на крючок». Он всё время повторял существительное «враги» и местоимение «они». Изредка он упоминал и их род занятий, называя «политиками». «Враги уже получили доказательства в своё распоряжение». «Они никогда не отпустят зверя, попавшегося в их ловушку». До этого она верила, что только время на их стороне. Она считала, что даже если они с Паком проиграют всем, то всё равно останутся в выигрыше у времени. «Похоже, мне не стоит участвовать в следующих выборах», — продолжал он трагично. «Сам-то я бы справился, но я переживаю за тебя. Я не знаю, какие у них доказательства, но если они прибегнут к шантажу, то и тебе придётся несладко». Недоумение и ужас поочерёдно охватывали Ян. И только поздно ночью до неё наконец дошло, что это было объявление о разрыве. А спустя ещё некоторое время она стала подозревать, что пролитые Паком слёзы нужны были лишь для того, чтобы он убедил самого себя в неизбежности этого разрыва.

Кажется, у Чана был собственный вкус к японскому алкоголю: он по-детски радовался довольному виду своих спутников после того, как те делали первый глоток заказанного им напитка. Ян сказала, что не может много пить.

— Точнее, я не знаю, сколько я могу выпить, прежде чем захмелею: много или мало. Уже очень давно мне не предоставлялось шанса проверить это на практике.

— Не значит ли это, что, сколько бы вы ни выпили, вы всё равно не пьянеете? — переспросил учитель английского.

Без особого энтузиазма Ян подумала, что тот, вероятно, подтрунивает над ней. Людям часто неведомо, какого труда и душевной смелости требуется другому, чтобы как есть рассказать какой-то факт о себе. Ян, не проронив ни слова, демонстративно выпила одним залпом всё, что было в рюмке перед ней. В это же время сидевший на противоположном углу Чан объяснял учительнице музыки разницу между сакэ намадзакэ и хондзёсю.

— Один сладкий, другой — насыщенный. Если бы мне надо было выбирать, я бы предпочёл…

Но поскольку ровно в этот момент учитель английского снова заговорил, его громкий голос заглушил Чана, и Ян так и не узнала, какому напитку Чан отдал бы предпочтение. Чан практически не смотрел в сторону Ян. Но у неё сложилось ощущение, что делает он это намеренно. Его можно было понять.

— Вы же знаете, как раньше была популярна песня «Голубая Иокогама», — неожиданно спросил учитель английского.

— А есть такая песня? — переспросила учительница музыки. — Это японская песня? Энка?

— О, вы её не слышали? «Блулайт Иокогама, аруйтэ мо, аруйтэ мо…» — пел учитель английского просто ужасно.

Первой о колесе обозрения сказала учительница музыки:

— Хотела прокатиться на нём, но не получилось.

В тот же миг Чан сверился со своими наручными часами.

— Пойдёмте сейчас!

Они вышли на улицу. Чан показал пальцем куда-то вдаль. Там виднелось колесо обозрения, сверкающее зелёными огнями. Они взяли одно такси на всех. Учитель английского тут же уселся на переднее кресло, а Ян и учительница музыки сели сзади по обе стороны от Чана. Каждый раз, когда машину потряхивало на дороге, Ян и Чан слегка касались друг друга бёдрами. От точки соприкосновения кругами расползался жар. Чем ближе они подъезжали, тем внушительнее выглядело колесо обозрения. Казалось, что этот круглый исполин, мерцающий и переливающийся всеми цветами, словно огромный фейерверк, запущенный в небо, и есть истинный правитель города. Они вышли из такси, и Ян снизу посмотрела на несколько десятков кабинок, опасно болтающихся в воздухе. Она понаблюдала, как неторопливо двигаются квадратные кабинки, и перевела взгляд на электронные часы, расположенные в самом центре круга. 9:43. И в тот же миг последняя цифра изменилась на «4». 9:44.

Ян не стала кататься на колесе обозрения, сославшись на то, что у неё расстроился желудок. Она была уверена, что остальные все вместе сели в кабинку, но неожиданно к ней подошёл Чан и встал рядом.

— Я испугался, — тихим голосом признался он. — Страшнее всего, когда уже почти дошёл до пика. Кажется, ещё чуть-чуть — и выпрыгнешь через окно. Не знаю, сможете ли вы понять меня?

Ян кивнула. Больше они не проронили ни слова. Просто смотрели, как медленно движется колесо обозрения, изо дня в день повторяющее круг за кругом. Цвет неоновой подсветки сменился на красный. Сотни лампочек, украшавших периметр колеса, ярко сверкали, мигали, вспыхивали. Захватывающее зрелище. Чан снял очки в роговой оправе и надел солнцезащитные «Рэй-бэн». Из-за какой-то оптической иллюзии казалось, что достигшие самой высшей точки кабинки на некоторое время замирают на месте. Но преодолев пик, они продолжали всё так же медленно спускаться, как будто и не было никакой тайной остановки.

Оторвавшись от земли, кабинка снова возвращалась вниз на своё место через пятнадцать минут. Учительница музыки, вернувшаяся на землю спустя пятнадцать минут, пожаловалась, что сидеть в кабинке оказалось куда скучнее, чем она предполагала.

— Зато какой прекрасный вид на ночной город, правда? — спросил учитель английского.

— Возможно, я смогла бы его оценить, если бы сидела там с любимым человеком, — ответила учительница музыки.

Услышав это, учитель английского в шутку показал ей язык. Все вместе они перебрались в паб недалеко от места, где им предстояла последняя ночёвка в Японии. В пабе царил полумрак и было шумно. Какая-то безымянная певица исполняла японские песни в джазовой аранжировке. Она ужасно фальшивила. Все напились. И Ян тоже напилась. Впервые за двадцать пять лет.

* * *

Они расстались в зале прилёта в аэропорту Кимпхо. Чан вежливо и почтенно попрощался и ушёл вместе со встречавшим его водителем. Ян села в заказной автобус, чтобы сопровождать учеников. Она должна была удостовериться, что дети благополучно доехали до школы, и на этом возложенные на неё обязанности заканчивались. Её машина так и стояла на школьной парковке, где Ян оставила её пять дней назад. И ей было некуда ехать оттуда, кроме как домой. Когда она проехала примерно половину пути, начался дождь. Припарковавшись у дома, Ян заглушила двигатель и опустила спинку сиденья. Она закрыла глаза. Спать ей не хотелось. Капли дождя ритмично стучали по стёклам машины. Вот так, совершенно неподвижно, словно окаменев, Ян провела в машине несколько минут.