Ласалль заявил, что не совершал изнасилований {74} , в которых его обвинил городской суд Кэмдена, однако 22 марта сменил позицию на non vult, то есть сообщил, что обвинение оспаривать не собирается. Судья Бартоломью Шихэн приговорил Ласалля к двум с половиной годам по каждому из обвинений; отбывать все сроки одновременно ему предстояло в тюрьме штата в Трентоне.

Пока Ласалль сидел в тюрьме, Дороти с Маделин перебрались в Мерчентвилл {75} , поближе к родителям Дороти. 11 января 1944 года она подала заявление о разводе на том основании, что Ласалль неоднократно «совершал прелюбодеяние» с пятью девушками начиная с 9 марта 1942 года (речь о той ночи, когда первая из девушек сообщила полиции, что он ее изнасиловал) и до февраля 1943 года, когда его наконец-таки арестовали. Из тюрьмы Фрэнк часто писал Дороти (привычка, которая не раз проявится позже), но если он надеялся отговорить ее от развода, ему это не удалось.

18 июня 1944 года Ласалля условно-досрочно освободили {76} из тюрьмы после четырнадцати месяцев заключения. Он снял комнату в здании Юношеской христианской ассоциации на углу Бродвея и Федерал-стрит, встал на воинский учет, получил карту социального обеспечения. Также ему пришлось встать на учет в городском совете как осужденному преступнику; с размытой фотокарточки, сделанной 29 июня 1944 года, смотрит седой голубоглазый мужчина средних лет, косой, с высокими скулами. На этом снимке вид у него посмирнее, чем на тюремной фотографии, снятой в марте 1943 года: там он с деланой беззаботностью ухмыляется в объектив.

В Филадельфии Ласалль устроился автомехаником, но у него то и дело приключались нелады с законом. На Хэллоуин с него сняли обвинение в развратных действиях, однако уже в августе следующего года его задержали в Третьем национальном банке Кэмдена при попытке обналичить фальшивый чек на 110 долларов {77} . В следующем месяце ему предъявили обвинения и осудили за «получение денег обманным путем». Процедура развода близилась к завершению: 21 августа суд по семейным делам передал матери полную опеку над Маделин, а 23 ноября Фрэнка и Дороти наконец развели.

18 марта 1946 года Ласалля снова посадили в тюрьму штата в Трентоне {78} ; на этот раз он провел здесь 18 месяцев из пяти лет, назначенных по новым обвинениям. А учитывая, что по обвинению в изнасилованиях его освободили условно-досрочно, к новому сроку прибавился и остаток прежнего. Оба срока Ласалля закончились в январе 1948-го, и 15-го числа его выпустили на свободу — снова условно-досрочно.

Скорее всего, в здании Юношеской христианской ассоциации в центре Кэмдена Ласалль остановился, потому что это было дешево. А напротив как раз и располагался универмаг «Вулворт», в котором несколько недель спустя, промозглым мартовским днем, Ласалль заприметил десятилетнюю девочку которая пыталась стащить пятицентовую тетрадь.

Шло время, а о Салли Хорнер по-прежнему не было ни слуху ни духу, и с каждым месяцем ее отсутствия родные все живее ощущали утрату. Тяжелее всех приходилось Элле. Ведь она мать Салли. И она отпустила дочь с посторонним, потому что тот назвался отцом школьных подружек Салли, которые дожидаются девочку на побережье в Джерси. Этот человек вынудил ее дочь солгать, а Элла и поверила. А теперь Салли исчезла.

Возможно, время от времени ее посещали мысли, что Салли уже нет в живых, но если и так, то Элла никогда об этом не говорила. Она устроилась швеей на интендантский склад {79} , так что денег хватало, чтобы оплатить счета за свет и телефон. Салли больше так и не позвонила, но если вдруг надумает, будет ужасно, если телефон окажется отключен за неуплату.

О своих мучениях Элла поведала в статье, которую 10 декабря 1948 года опубликовали в газете Philadelphia Inquirer под заголовком «Рождественская елка сияет, одинокая мать ждет». К тому времени Салли отсутствовала уже почти полгода. Элла, образно выражаясь, не гасила свечу надежды, что дочь вернется домой целой и невредимой. До Рождества оставалось чуть более двух недель, и ель, которую нарядила Элла, по выражению безымянного автора статьи, «обременяли воспоминания о других, счастливых празднованиях Рождества», отчего «крошечное пламя свечи разгоралось ярче»: Элла, как умела, выразила надежду, что Салли все-таки вернется.

И когда это произойдет (Элла даже мысленно не говорила «если» — только «когда»), Салли придется привыкать к тому, что в семействе произошли большие перемены. Когда в Inquirer опубликовали ту статью, Диане, племяннице Салли, было пять месяцев. И бабушка, и Сьюзен, и ее муж очень радовались рождению малышки, но к их радости примешивалась горечь: они до сих пор не знали, где Салли. А ведь ей так не терпелось стать тетей!

Отчаяние и сомнения молодая чета прятала за каждодневной заботой о маленькой дочери. Поменять подгузник, укачать, да и самим урвать часок-другой сна. А ведь еще нужно было ухаживать за теплицей: цветы и растения сами себя не вырастят.