Девушка подробно рассказала обо всем. Глухонемой следил за ее лицом и, увидев, что она плачет, вскочил на ноги. Подвижные пальцы его рук замелькали под самым носом хозяйки, дополняя свою жестикуляцию мычанием, он упрашивал о чем-то старуху. Та отрицательно покачала головой.

— Дормидон просит меня, чтобы я отпустила тебя с ним к твоим родителям. Но ты еще слаба. Поправишься — поезжай тогда с богом.

— Кому он грозит? — спросила девушка, глядя с удивлением на глухонемого, который размахивал увесистым кулаком.

— Монастырю и матери Евлампии. Еще какой-то женщине, которая была там, — следя внимательно за жестами глухонемого, говорила Панкратьевна.

— Какой женщине? — в изумлении спросила Фрося.

Старуха перевела вопрос Дормидону и, проследив за движениями его рук, сказала:

— Осенью приезжала к Амвросию одна богатая богомолка, уговорила наставника направить старца Игнатия к твоему отцу с тем, чтобы он отвез тебя в Уреньгинский скит.

— Но как он узнал об этом?

Панкратьевна знаками спросила Дормидона.

Тот ответил:

— Узнал от Игнатия, когда тот вернулся из Рудничного.

— Осенью… женщина, — машинально повторяла Фрося.

Через несколько дней, когда Фрося поправилась, Дормидон выехал с ней в Рудничное. Девушка побродила по пустым комнатам своего дома и, переночевав у соседей, на утро отправилась в Юрюзань, где жила ее двоюродная сестра. Там и встретилась с родителями.

Даниил вернулся в отряд Кузнецова. Иван Степанович встретил его сурово.

— Не девок надо искать в такую пору, а бить супостатов. Что надумал?

— Поеду в Бреды.

— То-то, — помолчав, Кузнецов продолжал. — Одному дивлюсь. Подневольный ты человек, а служить крестьянскому царю большой охоты не выказываешь.

— У меня своя думка про царей, — хмуро ответил Кайгородов. — Все они одним миром мазаны.

Иван Степанович насторожился:

— Придержи, парень, язык, а то как бы не вырвали.

— А-а, мне все равно, — махнул Даниил рукой, — и так на божий свет глядеть тошно.

— Почто?

— Неправда да кривда гуляют по земле русской и нет от них спасения.

— Ишь ты, — усмехнулся в бороду Кузнецов. — А ты возьми саблю острую да отруби им головы.

— Придет время и без нас отрубят, — уверенно произнес Даниил.

— Ты что, от Иоанна Златоуста вычитал или из Апокалипсиса? — Иван Степанович нетерпеливо подвинул свой табурет к собеседнику.

— Нет, об этом писал ученый муж итальянец Кампанелла Томазо и полвека тому назад Мюнцер, немецкий священник, поднявший крестьян и городскую бедноту против князей. Оба они стояли за власть простого народа.

— Должно, умные были головы. Только вот что я тебе советую: всю эту блажь из своей головы вытряхни, не для нас она писана, — произнес сердито атаман.

— Почему? — невольно вырвалось у Даниила.

— Да потому, что нам без царя никак нельзя. Загрызут нас без Петра Федоровича дворяне да купцы. Съедят. Ахмедка видел? — перевел разговор Кузнецов.

— Нет.

— Зайди к нему и откланяйся.

— Не пойму, — Кайгородов пожал плечами.

— И понимать тут нечего. Остаешься у меня, — заявил он решительно. — Будешь смотреть за рудниками и заводами. Пушки нам нужны и другое оружие. Утре напишем бумагу. Назначаю тебя главным доверенным над всеми рудниками. Съездишь на Воскресенский завод. Есть наказ от полковника Хлопуши. Посмотришь, как идет дело с отливкой пушек. Если увидишь там Хлопушу, передай от меня поклон. Шибко не задерживайся. Нужен на рудниках, — отрывисто закончил Кузнецов.

Даниил повернулся к выходу.

— Постой, — рука Кузнецова легла на плечо штейгера, — этих итальянцев и немцев оставь, а то несдобровать тебе от наших и катькиных полковников. Живо вздернут на виселицу.

Вздохнув, Кайгородов вышел. Иван Степанович крупными шагами стал ходить по комнате.

«Чудной парень, — подумал он про Даниила. — Ишь, ведь что выдумал: без царя! Хотя почему бы и не так? — Иван Степанович остановился посредине комнаты. — Ведь выбирают же наши казаки станичных атаманов. Вот собрать бы Всероссийский круг и выбрать в правители подходящего человека. Тьфу! Полезут же в голову дурные мысли. А все это штейгер виноват. Ну его к лешакам. Не нашего ума дело», — сняв нагар со свечи, Иван Степанович помолился и начал укладываться спать.

Кайгородов был доволен новым назначением. Наконец-то он будет свободным человеком, его знания принесут пользу отечеству. Он сделает все, чтоб легче жилось рудокопам, чтоб рудники разрабатывались разумно, а не хищнически.

С отливкой пушек на Воскресенском заводе дело шло на лад. Пробыв на заводе дня три, Даниил повернул на Юрюзань. Остановился у Неофита. Марфа встретила племянника с жалобами на мужа.

— Мой-то чисто сдурел на старости лет. Целыми днями пропадает на заводе. Хватит, говорит, на господ робить, послужим Пугачеву. Слышала я, — понизив голос, продолжала словоохотливая Марфа, — бают, этот самый Пугач живет, как турка. Баб у него целый обоз. Куда ни приедет, беспременно женится. Неуж правда?