Раздав инструмент, Осип с утра закрыл магазею и ушел с Ефимом на Тяжелый. Полыхали костры, отогревая застывшие места выработки.

Когда была убрана порода, Даниил первым ударил по железняку. Большой кусок руды отвалился в сторону. Кайгородов обтер рукавом полушубка вспотевший лоб и огляделся.

Вспомнил: как-то осенью по приезду из Германии он тщательно обследовал этот уголок, но Автомон тогда не согласился на его разработку.

— Руды хватит и в старых забоях, — заявил он молодому штейгеру. Спорить с надзирателем было бесполезно.

Только теперь Даниил почувствовал, что он хозяин рудника, что с рудой тесно связана его, судьба и что желанная свобода придет лишь с победой Пугачева.

Закинув кирку на плечо, Кайгородов зашагал к Тяжелому. Осип с Ефимом работали в одном забое. Из-под нависшей породы слышались удары кирок.

«Как бы обвала не было», — подумал с тревогой Даниил и поспешно спустился в забой. Рудокопы были так увлечены работой, что не заметили прихода штейгера.

— Вылезайте сейчас же отсюда! — резко сказал Кайгородов.

Осип с Ефимом, не спеша, вышли из-под козырька.

— Чо сдиелось? — отложив кирку, удивленно спросил Ефим.

— А вы разве не видите? — указательный палец штейгера уставился на потолок забоя. — Будет обвал. Крепить надо.

— Ты суди, — усмехнулся старый рудокоп, — не первый год робим, а такой оказии не слыхали.

— А сколько народа погибло под землей? — спросил Даниил.

— Случалась и такая оплошка. Да ты подумай, — заговорил Ефим. — Породу снимать, немало дней пройдет. Верх еще крепкий, — рудокоп поднял глаза на козырек. — Авось, не обвалится.

— Крепить надо, — решительно заявил Даниил.

Осип переминался с ноги на ногу.

— Пожалуй, в лес бы съездить, — он повернулся к Ефиму. — Упаси бог, обрушится.

— Вот новое дело, — промолвил как бы про себя тот. — Робили же без крепи.

Даниил круто повернулся к Глазырину.

— Старым хозяевам колышка руды была дороже человека. Разумеешь?

— И то правда, — согласился Ефим, — ладно, привезем воза два стоек, спокойнее будет работать.

Рудокопы вместе с штейгером вышли из забоя. Их внимание привлекла большая вереница лошадей, запряженных в розвальни, на которых стояли короба.

— Должно, баты за рудой едут, — первым высказал свою догадку Даниил и, простившись с рудокопами, зашагал навстречу обозу.

Из передних саней вышел Никита Грохотов.

— За рудой приехали, — ответив на приветствия Даниила, заговорил он. — Тут за нами еще мужики едут. Не зря ли? — спросил он уже озабоченно.

— На старых пожогах придется брать, — Кайгородов с уважением посмотрел на кряжистую фигуру Грохотова, о котором он слышал от Григория Ивановича Туманова. — Давайте отдыхайте, а потом и нагружаться будете.

— Некогда отдыхать. В Катав надо скореича ехать. Да и Сатке руда нужна, — степенно заговорил Никита.

Подошли другие баты.

— Часть подвод направляй на Зяр-Кускан, остальные здесь будут брать. Как дорога? — спросил Даниил.

— Дорога што. Известно, зима, заносы да бураны. С кормом плоховато. Сено скормили. Оно порожняком-то ишшо ничево, а вот с полными возами, без корму, пожалуй, протянемся.

— Выручим, — Даниил показал на междугорье. — Видите там стоят два стожка. Один из них Автомона, второй поповский. Подъезжайте к любому.

Обоз двигался медленно. Порой полозья саней со скрежетом переваливались через невидимые под снегом камни, и каждый раз Никита подставлял плечо к коробу, не давая ему свалиться набок. Тяжело было на перевалах. Подъемы, от которых у лошадей «ходуном ходили» бока, крутые спуски, когда возы приходилось сдерживать руками, измотали подводчиков.

На третьи сутки, поднявшись на крутогор, Никита увидел лежавший внизу завод. Грохотов сумрачно смотрел на потухшие печи, на заснеженный заводской двор. Стая ворон с карканьем кружилась над притихшим садом, да изредка виднелись редкие фигуры прохожих.

Никита осторожно стал спускать воз в междугорье.

Вот и первые дома. Застегивая на ходу полушубки, за обозом потянулась толпа заводских. Слышались отдельные голоса:

— Ай-да баты, не подкачали.

— Теперь живем.

Охотников разгружать короба нашлось много. Загрубелые лица батов просветлели.

— Поди, заждались?

Заводская площадь ожила.

— Эй ты, медведь, — весело крикнул Никите какой-то паренек, помогавший ему сваливать руду из короба, — не рассыпай!