– Бедный вы, бедный! – сказал он. – Опять сбросила?

– А как же, – горько ответил Сид. – Ничего, я привык. Она меня еще и лягнула.

– Лягнула? – пискнула Полли.

– Три раза в одно и то же место. Очень меткая тварь. Если я сяду на стул, копыто отпечатается.

Полли предположила, что ему надо бросить этот спорт. И впрямь он был не из тех, кто становится жокеем.

– Не беспокойтесь, бросил, – сказал Сид, снова перекосившись, так как он по рассеянности прислонился к креслу. – Больше я лошадей не увижу, разве что жареных.

Повисло молчание. Сиду, наверное, было нечего сказать; собеседники не хотели смущать его. Он снял шляпу, какое-то время смотрел в зеркало, потом взял щетку и причесался. Наконец он обернулся к Тони и сообщил:

– Надо поговорить.

– Просим, просим.

Сид опять заглянул в зеркало. Это его укрепило, поскольку он сразу перешел к делу:

– Что вы мне предлагали, а? Если я откажусь. Тысячу в год?

– Да, кажется.

Сид немного подумал, потом произнес:

– Ну, это мало.

– Так вы тогда и сказали.

– Но для начала – сойдет.

Тони удивился:

– Я не совсем понимаю. Какого начала?

– Ну, если будем торговаться.

– О чем?

Сида явно раздражала такая тупость.

– О том, чтобы я сдался.

– Сдались?

– Да. Очень уж накладно.

Тони тихо свистнул.

– Что ж это вы так, сразу?

– Нет, я долго думал. Лошади эти… Концерты… Лекции всякие… Ой, господи! Хватит. Сторгуемся – и ладно, подавитесь вашим титулом.

Полли показалось, что она лишняя, и она спросила:

– Мне уйти?

– Конечно, нет, – ответил Тони.

– Вам надо поговорить…

– Мы и говорим. Я, во всяком случае, все объясню. Сид, старый кретин! Ответьте на один вопрос.

– Ладно, – сказал Сид, прочно усвоивший мрачную манеру.

– Скажите, как именно вы представляете себе графа?

Сид ответил не сразу, видимо, искал слова.

– Ну-у… Я не знаю… Такой хлыщ… то есть тип… в общем, барин что надо.

– Образованный?

– А то!

– Любит музыку, всякие лекции, скачет на коне, танцует, блещет, предлагает тосты?

Сид обратился за поддержкой к рекламе лосьона.

– Да, – сказал он. – Так мне говорили.

– А вы и поверили!

– Тут поверишь!

Тони засмеялся.

– Найдите такого графа, и я съем свою шляпу. Фетровую, с бурой ленточкой.

Сид уставился на него. Пелена еще не упала с его глаз, но уже сдвинулась.

– Это как?

– Девять графов из десяти, – со знанием дела сказал Тони, – не отличат Брамса от Ирвинга Берлина [18] . Семь никогда не были на лекции. Восемь с половиной не произнесут речь даже за деньги. По меньшей мере два не умеют ездить верхом.

Сид издал те звуки, какие издала бы рыба, если бы ее душили.

– Тогда, – спросил он, сразу схватывая суть, – чего они меня морочат?

– Чтобы вы сделали именно то, что собирались сейчас сделать.

Наступила тишина. Неприглядная истина проникала в сознание Сида. Когда он заговорил, голос у него был именно тот, который взывает из глубин.

– Ну, гады!

– Удивляюсь, – продолжал Тони, – что вы так долго терпели. Можно было сразу догадаться. Посмотрите на меня! Ходил я на лекции? А на концерты? Верхом ездил, ничего не скажу, но мне это нравится. Что-то вы, Сид, одурели.

Сид снова бросил на него подозрительный взгляд.

– Чего вы мне все это говорите?

– Прайсы, знаете ли, славятся честностью.

Сид задрожал от гнева.

– Да? А вот эти Бессинджеры… Нет, таких гадов!.. Помочь они хотят, хо!

За недостатком слов он выкрикнул «Хо!» еще раз. Тони его убедил, хотя следующая фраза ему не понравилась.

– Вы уж их простите!

– Эт как?

– Они меня очень любят.

– А меня, собственного родственника! Это надо же!

– Они не чувствуют, что вы их родственник. И леди Лидия, и сэр Герберт, и Фредди думают, что я – настоящий Дройтвич.

Сид горько фыркнул.

– Думают они, э?

– Нельзя их за это винить.

Судя по новому звуку, Сид полагал, что можно. Он быстро шагал по комнате. Глаза у него сверкали, уши пламенели.

– Может, они думают, что я не тяну на графа?

– Боюсь, у них есть такая мысль.

– Да? Ну, я им покажу! Я им всем покажу!

– Надо понимать, предложение отменяется?

– Еще как! – пылко заверил Сид. – Это же надо, так заморочили! А я-то думал, у меня кочан варит.

Он фыркнул снова, и секунду казалось, что в салоне есть эхо. Потом стало ясно, что кто-то громко сопит.