– Еще чего!

– Я не позволю!

– Дэ? А меня морочить? Хо-хо! Выкурить думали? Прям счас! Чихать я на вас хотел!

– Нет, – сказала леди Лидия.

– То есть это как?

– Дело в том, – сказал сэр Герберт, – что у меня есть бумага, подписанная миссис Прайс, где она абсолютно отказывается от своих измышлений.

Челюсть у Сида отвисла. Он посмотрел на баронета. Он посмотрел на его супругу. Он обернулся, чтобы посмотреть на мамашу, как смотрел Цезарь на Брута. Та беспокойно засопела.

– Я как раз тебе хотела сказать!

Тони вышел вперед и протянул руку. Сэр Герберт передал ему документ с той осторожностью, с какой кладут сокровище в сокровищницу.

– Возьми, Тони, – сказал он. – И храни получше.

Тони сел на ручку кресла и, хмурясь, стал читать. Мамаша вступила в беседу:

– Я думаю, я хорошо сделала.

– Да-да, – сердечно признал сэр Герберт. – Очень хорошо. Прекрасно.

– Спасибо, Сырырбырт. Так мне и барышня сказала.

– Какая барышня? – спросил Тони.

– А вот эта, миленький, – мамаша указала на Вайолет. – Я ей, значит, говорю, а она меня и похвалила.

– Естественно, – заметил сэр Герберт.

– Конечно, – подхватила леди Лидия.

– Когда это было? – спросил Тони. – Перед тем, как я пришел?

Он посмотрел на Вайолет, потом отвернулся.

Сэр Герберт тем временем сказал побежденному Сиду:

– Надеюсь, даже вам понятно, что дело автоматически проваливается?

Сид глубоко вздохнул, глядя на мамашу.

– Надо было знать! – простонал он. – Если уж она пошла в церковь…

Сэр Герберт немного смягчился.

– Поскольку вы признаете, что иск отпадает, лорд Дройтвич проявит снисходительность. Скажем, если вы хотите переехать на Бонд-стрит…

Он резко замолчал, испуганный криком жены, и тут же крикнул сам:

– Тони!

Сидя на краю раковины, Тони держал в левой руке драгоценный документ, а в правой – зажигалку. Бумага потрескивала и крошилась в пламени.

– Что ты делаешь! – крикнула Вайолет, а он ей странно улыбнулся. Пепел осыпался вниз. Тони встал и обтер пальцы.

– Тут нужна твердая рука, – сказал он.

Легкий свет, льющийся через французские окна, залил гостиную Ленгли-энда мирным пламенем. Оно играло на бокалах и серебре. Оно плясало на старых креслах. Оно омывало золотым потоком портрет Длинного Меча. Однако последнего из его потомков оно омыть не смогло, поскольку Сид, не любивший солнца, спрятался в тени, где и читал про бега в утренней газете.

Солнце не освещало его, но согревало изнутри, ибо со сцены в салоне Прайса прошло две недели, и каждый день он поздравлял себя с ее поразительным завершением. Все шло как нельзя лучше, и Сид приятно мурлыкал, читая газету.

Его отвлек звук шагов по гравию. Взглянув поверх газеты, он с удивлением увидел Тони, который должен был находиться за семьдесят миль, в Лондоне. Однако против такого гостя он ничего не имел. Сэру Герберту и леди Лидии он охотно говорил, что о них думает, не щадил и достопочтенного Чок-Маршалла, а к Тони относился неплохо. Мало того, он ему нравился, правильный человек. Поэтому Сид обратился к Тони совсем не так, как обращается хозяин к незаконному пришельцу, влезающему во французское окно.

– А, это вы, любезный Прайс?

– Доброе утро, милорд, – почтительно заметил Тони.

– Чего пришли?

– Сэр Герберт позвал, на совещание, – объяснил гость. – Мы с Полли приехали в машине.

– Как Полли?

– Очень хорошо. Через неделю поженимся.

Сид удивился.

– Эт как? А вообще, ничего девица. Поможет в салоне.

– Какая идиллия! – сказал Тони, – Муж занимается клиентом, жена – клиенткой… Но нет! Сразу после свадьбы мы едем в Кению. Займемся кофе, знаете…

Сид снова удивился.

– Э! А салон?!

– Продаю.

– Что-о?! – испугался Сид. – То есть ка-ак?

– Так. Его хочет купить некий Пупэн.

– Это салон – итальяшке?!

– Он швейцарец.

Сид стал из желтого густо-розовым. Глаза его сердито сверкнули.

– Да хоть дикарь! – еле выговорил он. – Салон продать, это ж надо… Шесть поколений, шесть поколений, и все Прайсы! А вы слыхали, что Роланд Хилл [19] , этот самый, с маркой, к нам захаживал? Теккерей [20] нам должен два пенса, стриг бакенбарды. Да мы брили самого доктора Криппена! [21]