Стул она притащила из кухни (проходя мимо кладовки, она, разумеется, ускорила шаг и даже старательно отвернулась в сторону, чтобы случайно не заглянуть в чернеющую щель между дверью и косяком). Подставила его к вешалке. Сопя, перевесила пальто, едва не уронив его, добралась до своего комбинезона, сняла его. Быстро натянула на себя, застегнула до самого горла. На голову надела шапку, на руки – варежки.

Ключ бабушка оставляла в дверях. Думает, что Викуся не сможет его повернуть. Думает, что Викуся маленькая. Как же! Сейчас я удивлю тебя, бабушка!

Дверь, щёлкнув, открылась. Из щели повеяло морозом. Ноги захолодели. Тут она вспомнила, что не надела ботинки. Недолго думая, она сунула ноги в тёплые бабушкины валенки, в которых утонула почти до колен. С ног не спадут, у бабушки маленькая ножка. Балетная, как она с гордостью говорит. А Крейг может уйти.

Аккуратно прикрыв за собой дверь, она как могла побежала к воротам. Валенок с правой ноги всё-таки чуть не свалился, пришлось запрыгать на одной, а потом вбивать вторую ногу поглубже в тёплый войлок. Когда она подбежала к воротам, она остановилась, шумно дыша. Из-за большой рябины-черноплодки доносились мужские голоса:

– … видели?

– Нет. Здесь в основном летом живут. С водой здесь плохо – трубы часто рвёт. Каждый год ремонтируют, и всё без толку. Ошибка при проектировании водопровода ещё с советских времён.

Голос был низкий, неприятный.

– Воду с собой можно привозить.

А вот это, наверное, Крейг.

– Не навозитесь. Да и вода не только для питья нужна. Зимой без воды невозможно.

– Согласен.

Третий. Наверное, тот, лицо которого напугало её ещё больше, чем лицо человека со странным носом. Все они здесь. Интересно, о чём они?

– Тело могли принести? – опять третий. Негромкий голос, как будто бесцветный какой-то.

– Нет, – снова неприятный, – следы крови на снегу опровергают. Его убили тут. Удар точно в ярёмную вену. Брызнуло фонтаном.

– Почему так решили?

– Следы на снегу. Следы крови. Брызнуло сильно и в одну сторону.

Ой, зачем они говорят об этом?! И Крейг тоже про это говорит? Она боится крови. С того самого момента как увидела, как бабушка порезала ножом руку, когда чистила картошку. Кровь тогда побежала по пальцу и по лезвию ножа, закапала на чистый белый стол и на брошенный полуочищенный клубень. Бабушка охнула, пошла за йодом и бинтом. Промыла порез и замотала рану. И только тогда обратила внимание на Викусю, которая, не издав ни одного звука, стояла на месте, уставившись на капающую с края стола на пол кровь.

С тех пор она в рот не брала картошки. Даже чипсов.

И было кое-что ещё про кровь… Совсем недавно. Правда, наверное, это был сон… Во сне всё нереально. Например, вчера ей приснился слон, которого несла гигантская птица. Но ведь таких птиц, как сказала бабушка, когда читала сказку из «Тысячи и одной ночи», не существует.

– Кто обнаружил труп?

– Мусорщики. Проезжали мимо, когда ехали к трёхэтажкам, вон они, кирпичные. Там люди живут. Их опросили, конечно. Ничего не знают. А здесь, на улице, никого не было.

Были. Мы с бабушкой были. Просто когда в ворота начали стучаться, бабушка, как всегда по утрам, долго спала. А она не стала её будить. Потому что ей было страшно. Страшно после того сна (или не сна?), который она видела ночью до того, как в ворота стучали взрослые дяди, приехавшие на полицейской машине.

Труп – это человек, который лежит неподвижно. И никогда не начнёт больше двигаться. Она видела такого лежащим на снегу в ту ночь. И видела другого. Который разговаривал с трупом. То есть нет… С тем, кто потом стал трупом.

– Ближайшие видеокамеры?

– На кольцевой. В трёх километрах отсюда.

– Понятно. А частные камеры? Вдруг у кого-нибудь из владельцев этих дач установлены, чтобы контролировать, не украдут ли чего зимой?

– Я лично смотрел. Нет ни у кого. А если есть миниатюрные над входной дверью – так они всё равно до улицы не добивают.

Какие у них неприятные голоса.

– А почему оперативная группа приехала так поздно?

Это Крейг!

– Почему вы думаете, что поздно? – голос грубого прозвучал холодно и неприязненно. – У нас тут не Москва, чтобы патруль на каждый вызов мчался с «лампами» включёнными. Первой вообще «скорая» на такой выезд едет.

– Но здесь-то явно видно было, что убийство. Если след крови такой на снегу был.

– Не факт, – помедлив, сказал неприятный голос. – У нас тут собак расплодилось немерено. Стаи целые. Назаводят люди псов, а потом выкидывают. Они вместе сбиваются и начинают на людей нападать. Прошлой зимой пацана загрызли – как раз из этих трёхэтажек. Первоклассника. С другом на улице играли, а эти твари прямо на детской площадке набросились. Друг убежал, его искусали только, а того повалили и горло перервали. Сволочи, – последнее слово голос произнёс громче, со злобой. – А попробуй отстреляй. Сразу журналисты и зоозащитники, у нас и такие кретины водятся, возбудятся, вонь подымут. Их бы запереть в клетку на пару часов с такой сворой – пусть бы посидели с ними, сразу бы поумнели. Так ведь нет, им главное в газетах засветиться, свои личности показать. Который год питомник для бездомных животных обещают построить, да так одними обещаниями и кормят. Да и сколько их там поместится-то? А пацана не вернуть.