– В смысле?

– Кто-то режет людей, вы ищете того, кто их резал, а я ещё раз режу зарезанных.

– Да вы философ.

– А может, вы меня и ищете?

– Вряд ли. Думаю, для вас это неинтересно.

– Да, вы правы. Честно признаюсь – никогда у меня не было желания убить человека.

– Я вам завидую.

– А что, у вас было такое? У следователя?

– Я не следователь. Оперативник, хоть и специфический. А что касается желания – конечно.

– Вы, наверное, за смертную казнь?

– Да.

– Почему?

– Не хочу объяснять. Долго, и к тому же до мысли о её необходимости надо дозреть.

– А судебные ошибки?

– Они неизбежны.

– Значит, будут погибать невиновные?

– Разумеется.

– И…?

Сидящий напротив него грузный мужчина тяжело вздохнул и отставил в сторону чашку.

– Добавить вам чаю?

– Да, пожалуйста. И лимон. Александр Иванович, давайте не будем углубляться в эту дискуссию. Скажу так: даже если каждый второй расстрелянный будет невиновен – я «за». Даже не самая удачная попытка восстановить справедливость лучше бездействия и болтовни. Если я вам ещё не отвратителен, давайте перейдём к цели нашей встречи.

– Вы мне нисколько не отвратительны. Может быть, через какое-то время я сам дозрею до того, чтобы принять вашу точку зрения. Если это, упаси боже, как-то затронет меня лично.

При этих словах лицо гостя слегка изменилось. Возле глаз, прикрытых тяжёлыми веками, появилась сетка морщин, означающая сдержанное веселье.

– Приятно, когда человек умеет видеть две стороны медали.

Кагарлицкий не смог сдержать улыбки.

– Вы мне льстите. Да, вы правы, давайте о наших двоих убиенных. А вы не голодны?

– Голоден.

– Тогда подождите, сейчас я вам бутерброд сооружу.

– Почему двоих убиенных? А не троих?

– Потому что я люблю точность. Но погодите, сначала бутерброд. Пока пейте чай.

В то время как гость осторожно отхлёбывал мелкими глотками обжигающую жидкость, Кагарлицкий подошёл к шкафчику, достал оттуда медицинский скальпель, потом открыл холодильник и извлёк из него палку сухой колбасы. Хозин молча смотрел, как патологоанатом кромсает колбасу скальпелем и раскладывает на квадратном куске тостового хлеба в шахматном порядке.

– Вы не подумайте, – торопливо пояснил Кагарлицкий, – я этими скальпелями никого не резал. Просто позаимствовал, так сказать, с работы. Не люблю тупых ножей. Терпеть не могу.

– Жена и дети тоже скальпелем колбасу режут?

– Конечно. Я же говорю – привыкли. Держите.

– Спасибо.

Гость взял бутерброд и начал жевать. Второй Кагарлицкий начал делать себе.

– И я с вами перекушу. Вот. Удивительно, как мы, русские люди, любим обсуждать все вопросы именно на кухне. У меня в старой квартире был паркетный пол, так вы подумайте, в какой комнате он был весь истёрт к тому моменту, когда я наконец-то накопил деньги на капитальный ремонт? Правильно – на кухне.

– Это не только русская привычка. Так во всех странах.

– У них за бугром всё иначе, если верить телевизору.

– Смотрите его меньше. Человеческая психология везде одинакова. Обсуждать серьёзные вопросы – значит тратить нервы. А стресс лучше заесть.

– Справедливо. Ладно, давайте заедать стресс. По поводу двух покойников: это про Федотенко и женщину. Забыл фамилию.

– Емельянова.

– А? Возможно, Емельянова. Я фамилий-то не запоминаю.

– А почему Федотенко запомнили?

– Потому что полицейский, который ко мне приезжает, такой – со сломанным носом и квадратной челюстью, упомянул, что этого… м-м-м… так сказать гражданина судили за педофилию. Когда я про такое слышу, я склоняюсь к вашей мысли о необходимости смертной казни. Гадость какая. Вот и запомнил я этого Федотенко.

– А первый? Дирижёр Бишин?

– Тот, которого из ямы-то достали? А он дирижёром был? Не знал. Надо же. Присмотрелся бы к рукам.

– В отчёте, который для меня подготовил аналитик, находка его тела отмечена как первый эпизод в серии убийств. И на это указали вы.

– Ваш аналитик, удавил бы его, начал подгонять результат под задачу. Я указал на ВОЗМОЖНОЕ сходство нанесённой раны на теле дирижёра с теми, что обнаружились на телах Федотенко и Ермолаевой. Или Емельяновой, как её…

– Поясните.

– Всё просто. Мужчину нашли в яме с арматурой. Чёрт их дери, кстати, градоохранителей наших – как какую-то старую халупу в центре сносят – вой до небес, хотя там со стен уже кирпичи людям на голову сыплются, а как в парке ямы со строительным мусором – так ничего. Но это так, крик души. Падая в яму, покойный вполне мог напороться на прут. Вполне мог. И рана от железного прута крайне схожа с той, которую обнаружили на теле Федотенко и Ермолаевой. Любопытно, крайне любопытно было бы взглянуть на то, чем они были нанесены. Когда поймаете убийцу, поищите эту штукенцию. Мне она очень интересна, посмотреть хочу, хоть на фото.