И именно там, в Кампобассо, в 2000 или 2001 году, я осознал, что Достоевский, никогда не писавший криминальных бестселлеров, преспокойно использовал элементы детектива, и что, читая «Преступление и наказание», я хотел поскорее узнать, арестуют ли Раскольникова за убийство старухи и ее сестры, а когда читал «Братьев Карамазовых», мне не давал покоя вопрос, кто же убил Карамазова-старшего. Директор книжного магазина был прав, у Достоевского есть книги, написанные фактически как детективы, и тем не менее они мне нравились; в итоге пришлось признать, что, несмотря на все мои предубеждения, читать детективные истории мне было интересно, а уверенность в том, что детективы-бестселлеры – это обязательно низкопробная литература, появилась у меня не от большого ума, и именно там, в Кампобассо, в 2000 или 2001 году я начал читать детективы, а в конце концов и сам написал детектив. Кто бы мог подумать?!

Странные мысли приходили мне в голову, когда я работал над этой книгой.

Однажды в воскресенье, перечитывая роман «Идиот», я сказал: «Подумать только, я по работе читаю „Идиота“! Если бы в двадцать лет мне такое сказали, я, наверное, запрыгал бы от радости и был бы на седьмом небе».

С возрастом я все чаще замечаю за собой одну черту, о которой раньше даже не подозревал: когда я был помоложе, слушая, о чем говорят люди, я часто раздражался, и мне казалось, что виноваты в этом сами люди, что они неправы и должны вести себя иначе, но теперь я думаю, что дело во мне, в моем духе противоречия.

Перечитывая сегодня «Преступление и наказание», «Идиота», «Бесов» и «Братьев Карамазовых», я получаю несравнимо большее удовольствие, чем когда читал их в первый раз. И мой дух противоречия имеет к этому прямое отношение.

Объясню свою мысль. В последнее время с нами происходят очень странные вещи (впрочем, как и всегда). К примеру, среди моих знакомых, имевших когда-то отношение к издательской работе, писавших и публиковавших книги, многие признаются, что уже давно книг не читают. И, когда я слышу от умных и образованных людей, что они больше не читают книг, хотя, возможно, слушают их в аудиозаписи или смотрят экранизации, я вспоминаю того студента, который на вопрос профессора, читал ли он «Писца Бартлби» [66] , ответил: «Лично – не читал».

Читать Достоевского для меня – приключение. Когда я принимаюсь за чтение, устроившись на диване или где мне захочется, и отдаюсь этому невероятному занятию, читая «Преступление и наказание» страницу за страницей, от начала до конца, в то время как люди вокруг все чаще предпочитает «лично не читать», когда я вот так сижу где мне вздумается, поглощенный длинной книгой, написанной в России сто шестьдесят лет назад, меня не покидает ощущение, что я занят делом, о котором никогда не пожалею. Хотя, возможно, я ошибаюсь.

Один из главных героев «Преступления и наказания» – город Санкт-Петербург и, в частности, район Сенной площади, которая в те времена пользовалась дурной славой.

За несколько лет до появления романа, в 1835-м, Николай Гоголь в необыкновенной повести «Записки сумасшедшего» упомянул дом, находившийся в двухстах метрах от того дома, где Достоевский написал «Преступление и наказание».

«„Этот дом я знаю, – сказал я сам себе [говорит главный герой Поприщин]. – Это дом Зверкова“. Эка машина! Какого в нем народа не живет: сколько кухарок, сколько приезжих! А нашей братьи чиновников – как собак, один на другом сидит. Там есть и у меня один приятель, который хорошо играет на трубе», – пишет Гоголь, и как-то странно осознавать, что именно в этой «машине», в пятиэтажном доме, который купец Зверьков построил в 1827 году, чтобы сдавать квартиры внаем, на самом верхнем, пятом, этаже с 1829 по 1831 год жил Николай Гоголь (нынешний адрес дома – Столярный переулок, 18).

Сюда же, в район Сенной площади, в начале октября 1866 года приходит Анна Сниткина и начинает записывать под диктовку «Игрока»; она уже прочитала первые две части «Преступления и наказания», опубликованные в журнале «Русский вестник», и они кажутся ей похожими – реальный дом, где жил Достоевский, и романный, куда он поселил Раскольникова.

Где на самом деле жил Родион Раскольников, достоверно неизвестно. Петербуржский историк культуры Альбин Конечный рассказывал мне, что с момента выхода романа в туристических путеводителях в качестве дома Раскольникова указывалось не менее десяти разных зданий.

В конце концов остановили выбор на доме номер пять в Столярном переулке – сегодня на нем красуется мемориальная табличка с надписью: «Трагические судьбы людей этой местности Петербурга послужили Достоевскому основой его страстной проповеди добра для всего человечества».

С тех пор как это здание в Столярном переулке, так сказать, официально стало называться домом Раскольникова, местным жителям не позавидуешь.

Когда вход был еще бесплатным (сегодня за вход надо платить), по лестницам шастали толпы любопытных, которым не терпелось убедиться, что с верхнего этажа на чердак действительно ведут тринадцать ступенек, и, удостоверившись, что это действительно так (кажется), многие оставляли граффити, вроде такого:

«Раскольников, мы знаем еще одну старуху, которую хорошо бы навестить, это наша учительница русской литературы Анна Семеновна, она живет на Мещанской, дом 12, квартира 21, сходи к ней и захвати, пожалуйста, топор».