Для пробы Достоевский диктует ей статью из «Русского вестника».

Анна стенографирует, затем переписывает, Достоевский просматривает и отмечает, что она пропустила точку между предложениями. Он делает ей замечание, чувствует раздражение и не может собраться с мыслями. Затем отпускает ее, но просит вернуться в восемь вечера и диктует ей до одиннадцати.

На следующий день Анна приходит к нему в полдень. Достоевский привык работать по ночам и во время работы постоянно пил крепкий чай и много курил. Он лег спать под утро, проснулся незадолго до полудня, а потом до четырех часов диктовал стенографистке. Вернувшись домой, Сниткина переписала набело диктовку и на следующий день, приехав к двенадцати часам, отдала рукопись Фёдору Михайловичу.

30 октября 1866 года, в свой сорок пятый день рождения, Достоевский закончил работу над романом.

«Игрок» был написан за двадцать семь дней. На следующий день, 31 октября, Достоевский едет к Стелловскому, чтобы передать ему рукопись, но не застает издателя дома.

Тогда он идет к судебному приставу, отдает ему роман и получает расписку, подтверждающую, что работа сдана в срок. Рукопись доставлена 31 октября 1866 года в десять часов вечера.

Через неделю, 8 ноября 1866 года, Анна Григорьевна снова приходит к Достоевскому.

По словам Фёдора Михайловича, он придумывал новый роман, но не решил, какая концовка лучше, и просит ее о помощи.

Анна Григорьевна, читавшая Достоевского еще до того, как начала у него работать, польщена.

«Я с гордостью приготовилась „помогать“ талантливому писателю», – признается она в книге воспоминаний. И дальше приводит разговор, состоявшийся между ними 8 ноября.

Сниткина спрашивает: «Кто же герой вашего романа?» – «Художник, человек уже не молодой, ну, одним словом, моих лет», – отвечает Фёдор Михайлович.

«По его словам, герой был преждевременно состарившийся человек, больной неизлечимой болезнью (паралич руки), хмурый, подозрительный; правда, с нежным сердцем, но не умеющий высказывать свои чувства; художник, может быть, и талантливый, но неудачник, не успевший ни разу в жизни воплотить свои идеи в тех формах, о которых мечтал, и этим всегда мучающийся. <…>

«И вот, – продолжал свой рассказ Фёдор Михайлович, – в этот решительный период своей жизни художник встречает на своем пути молодую девушку ваших лет или на год-два постарше. Назовем ее Аней, чтобы не называть героиней. Это имя хорошее… <…>

…Возможно ли, чтобы молодая девушка, столь различная по характеру и по летам, могла полюбить моего художника? Не будет ли это психологическою неверностью? Вот об этом-то мне и хотелось бы знать ваше мнение, Анна Григорьевна. <…>»

«Почему же невозможно? Ведь если, как вы говорите, ваша Аня не пустая кокетка, а обладает хорошим, отзывчивым сердцем, почему бы ей не полюбить вашего художника? Что в том, что он болен и беден? Неужели же любить можно лишь за внешность да за богатство?..»

Он помолчал, как бы колеблясь.

«Поставьте себя на минуту на ее место, – сказал он дрожащим голосом. – Представьте, что этот художник – я, что я признался вам в любви и просил быть моей женой. Скажите, что вы бы мне ответили?»

«Я бы вам ответила, что вас люблю и буду любить всю жизнь!»

Это может показаться невероятным, как сцена из какого-нибудь фоторомана, но через три месяца они поженились.

Главный герой и рассказчик романа «Игрок» – Алексей Иванович, воспитатель детей русского генерала, живущего в немецком городе вместе со своей семьей и невестой, француженкой мадемуазель Бланш, которой он собирается сделать предложение, как только дождется смерти бабушки, живущей в России, и получит наследство.

Алексей Иванович влюблен в Полину, падчерицу генерала; нежные чувства питает к ней и англичанин Астлей, который знает о рулетке все, целыми днями наблюдает за игрой, но сам никогда не делает ставок.

Полина между тем влюблена во француза де Грие и совершенно не считается с чувствами Алексея Ивановича.

«Вы мне в последний раз, – говорит ему Полина в начале романа, – на Шлангенберге, сказали, что готовы по первому моему слову броситься вниз головою, а там, кажется, до тысячи футов. Я когда-нибудь произнесу это слово единственно затем, чтоб посмотреть, как вы будете расплачиваться, и уж будьте уверены, что выдержу характер. Вы мне ненавистны – именно тем, что я так много вам позволила, и еще ненавистнее тем, что так мне нужны».

Выслушав ее, Алексей Иванович погружается в размышления:

«Клянусь, если б возможно было медленно погрузить в ее грудь острый нож, то я, мне кажется, схватился бы за него с наслаждением. А между тем, клянусь всем, что есть святого, если бы на Шлангенберге, на модном пуанте, она действительно сказала мне: „Бросьтесь вниз“, то я бы тотчас же бросился, и даже с наслаждением. Я знал это. Так или эдак, но это должно было разрешиться. Все это она удивительно понимает, и мысль о том, что я вполне верно и отчетливо сознаю всю ее недоступность для меня, всю невозможность исполнения моих фантазий, – эта мысль, я уверен, доставляет ей чрезвычайное наслаждение; иначе могла ли бы она, осторожная и умная, быть со мною в таких короткостях и откровенностях? Мне кажется, она до сих пор смотрела на меня как та древняя императрица, которая стала раздеваться при своем невольнике, считая его не за человека».